Окончив институт, Юморист совсем перестал шутить. Он стал психологом и говорил пациентам:
Сами того не заметив, вы сказали одну очень интересную мысль!..
Может быть, вы уже записались к нему на прием.
ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ
Пахло от завлита старой дачей. Передвигалась она по коридорам театра боком и голову наклоняла при разговоре, как динозавр в фильме «Парк Юрского Периода».
К её мнению никто не прислушивался. Тем более, говорила Людмила Алексеевна тихо, без желания быть понятой. Она поддакивала главному режиссёру, кивала, записывала за ним всякие глупости, и была единственным человеком в театре, который никому не мешал.
Случилось так, что главный режиссёр взялся ставить пьесу для молодёжи. Людям вокруг было всё равно. Но Людмила Алексеевна неожиданно выступила против. Она вошла в кабинет главного с экземпляром пьесы и встала возле двери, наклонив голову набок.
Прочитали? спросил главный.
Да, ответила Людмила Алексеевна.
Напишите анонс в газету, что готовится к постановке, и так далее, ну вы знаете.
Разговор был, в общем-то, окончен. Но Людмила Алексеевна не уходила.
Вы хотите это ставить? спросила она неровным голосом.
М-м, да. Хочу, Главный, которому Людмила Алексеевна досталась по наследству от предыдущего режиссёра, первый раз в жизни внимательно посмотрел на завлита. А что?
Это очень плохая пьеса.
Правда? Почему? режиссёр уселся в кресле удобнее.
У Людмилы Алексеевны участилось дыхание. Так много захотелось ей сказать:
Она написана безграмотным человеком. И язык, и образы. Нет ничего светлого в ней. Она банальная, с надрывом, но надрыв этот нехороший, искусственный
Главный позволил Людмиле Алексеевне высказаться. Пока она говорила, думал, как поставить её на место. Решил обойтись без жёсткости. Как дипломат. Он мягко улыбнулся и произнёс:
Полностью разделяю ваше мнение, он считал себя немыслимым знатоком человеческих душ. Но пьесу эту буду ставить, только, чтобы привлечь молодёжь. А вы ведь знаете вкусы нынешней молодёжи.
Людмила Алексеевна мелко закивала, потопталась на месте и покинула помещение.
В комнате с табличкой «завлит» всегда было душно. Форточка была забита гвоздями ещё две зимы назад. Дверь Людмила Алексеевна тоже запирала. Дверь открывалась наружу. Она мешала художнику. Заносчивый и вечно недовольный он вместе с монтировщиками, таскал декорации по коридору. Декорации походили на здоровенных роботов-трансформеров, такие же сложные и бессмысленные.
Диванчик в комнате завлита был завален пьесами, пришедшими самотёком. Экземпляры были толстые, с обязательным авторским примечанием, «желательно, чтобы постановка была осуществлена хорошим, опытным режиссёром». Людмила Алексеевна запиралась в комнате и аккуратно ела варенье.
Через два месяца после того разговора с Главным у неё на столе зазвонил телефон. Это было обычным явлением. Люди, звонившие в кассу, всегда ошибались номером. Но в этот раз ошибки не было. Секретарь Главного сообщила, что молодой драматург приехал, и сейчас поднимается к ней, но поднимается медленно, потому что поскользнулся на льду возле служебного входа и сильно ударился локтем.
Почему ко мне?
Ну, вы же завлит.
Слушая гудки в трубке, Людмила Алексеевна впервые захотела поменять профессию. Её охватила паника. Это был первый живой драматург в её жизни. Она сняла платок со спинки стула и захотела убрать его в холодильник. Подумала и убрала, потому что холодильник всё равно не работал.
Драматург Миша оказался не страшным. У него были розовые щёчки, короткая стрижка и привычка незаметно грызть ногти. Он удивлялся и радовался всему на свете. Это была его первая премьера, и глаза его были распахнуты так широко, что казалось, он хочет запомнить, а потом и записать всё, что случится вокруг.
На поясе в чехолчике драматург носил фотокамеру размером с сигаретную пачку.
С Людмилой Алексеевной он вёл себя подчёркнуто вежливо, и не понравился ей с самого начала.
Хотите посмотреть декорацию? спросила она.
Да, согласился драматург, и тут же передумал, Нет. Пусть это будет сюрпризом. Миша виновато улыбнулся. Я лучше вместе со зрителями увижу, когда занавес откроется.
Людмиле Алексеевне это тоже не понравилось.
В вашем в нашем спектакле занавес отсутствует, сказала она холодно.