Сразу было видно, что человек это обстоятельный, аккуратный, привыкший к разъездам.
Молодой охотно составил ему компанию. Первую выпили не закусывая (или, как выразился пожилой, «а капелла»), секундировали под лимончик, терцировали под шоколад, квадрировали под сигару, а там и фляга опустела.
Захмелев не столько от количества выпитого, сколько от стремительности процесса, пожилой внезапно спросил:
– Скажите, вам хотелось когда-нибудь убить человека? Люто, до дрожи в пальцах, до зубовного скрежета?
Молодой, вздрогнув, посмотрел на собутыльника с испугом:
– Как странно, что вы об этом… Я как раз сейчас…
И не договорил.
Но пожилой не придал значения, ему хотелось выговориться самому.
– Я расскажу… – Он перегнулся через столик, его холеное лицо всё будто ходило волнами. – Я должен хоть кому-то. Жжет изнутри.
И сбивчиво, лихорадочно начал:
– Господи, как же я его ненавижу! Эту глупую, смазливую рожу, этот победительный взгляд! Как она могла! С ее целомудренностью, с ее тонко чувствующей душой!
Ничего особенно увлекательного в его рассказе не было: обычная история немолодого мужчины, имевшего глупость жениться по сумасшедшей любви на юной барышне. Разумеется, со временем она полюбила другого – какого-то московского красавца с репутацией записного сердцееда.
– Она ни в чем не виновата, – убеждал пожилой слушателя, который внимал ему с напряженным вниманием. – Это всё он, сатана-искуситель. О, если бы он взял и издох! А еще лучше, если б я мог его убить собственными руками! Но только чтоб мне ничего за это не было! – лепетал пассажир, сам не замечая, как по его лицу текут слезы.
Здесь молодой прервал скучную исповедь рогоносца.
– Послушайте, – сказал он, оглянувшись на дверь и понизив голос. – Нас свела сама судьба. Вы можете избавиться от своего обидчика. И вам ничего за это не будет. Честное слово.
– Зачем вы издеваетесь над человеком, обезумевшим от горя? – скорбно вопросил пожилой. – Это жестоко.
– Я не издеваюсь! – Молодой так разволновался, что едва удерживал дрожь. – Вы слушайте, не перебивайте! Соблазнителя вашей жены убью я. А за это вы убьете человека, который мешает жить мне! Моего дядю, жадного и бессердечного Гобсека! Мы с вами поможем друг другу! Вы получите назад свою жену, а я стану богат.
– Это вы под воздействием коньяку говорите, а потом протрезвеете и откажетесь, – подумав, заметил пожилой. – Что такое жажда богатства по сравнению с мукой оскорбленного сердца? Добро б вы еще умирали с голоду, а то едете первым классом, бриллиантовая вон заколка.
Молодой выдернул из галстука заколку, в сердцах швырнул на стол.
– Мишура всё это, вечная жизнь в долг! Бриллиант завтра будет в ломбарде – иначе сидеть мне в долговой яме. Вы мне верьте, я не пьян. И, если дам слово, не отступлюсь. Убивая вашего врага, я буду воображать, что это мой драгоценный дядюшка. А вы представьте, что мой дядя – это ваш оскорбитель. Да только постойте, – в свою очередь усомнился он, окинув взглядом мирную внешность собеседника. – Вы способны ли на убийство?
– У меня выбора нет. Иначе с ума сойду или руки на себя наложу… Мне нравится ваша идея. – Пожилой с каждой минутой делался все спокойней, его голос звучал уверенно. – Это будет идеальное двойное убийство. Нечто подобное описано в одном американском романе, не припомню названия. Никаких мотивов, никакой связи между преступником и жертвой. Князь не знает вас, ваш дядя не знает меня. Если кто-то из нас и попадет под подозрение, умышленность убийства не будет доказуема. Вероятность провала – одна десятая процента, при каком-нибудь уж особенно неудачном стечении обстоятельств. При таких шансах я готов рискнуть. А вы?
Вместо ответа молодой протянул ему руку.