– Нет, – ответил Эраст Петрович. А подумав, сказал:
– Да.
Запахло цветущими яблонями, и вдруг выяснилось, что оба они – и Фандорин, и симпатичный старик – сидят вовсе не в сыром подвале, а на вершине невысокой горы. Внизу простиралась зеленая долина, поблескивающая квадратами заливных рисовых полей, на склонах росли усыпанные цветами деревца, вдали виднелся белостенный монастырь с диковинными башенками и пятиярусной пагодой, а предзакатное небо было зелено-лилового оттенка, какого никогда не увидишь в средней полосе России.
Перемещению в пространстве Эраст Петрович нисколько не удивился – наоборот, счел уместным и даже само собой разумеющимся. Он знал, что старца зовут Те Гуанцзы, а гора называется Тайшань.
Помолчали.
– Боишься смерти? – снова спросил старец.
И снова Эраст Петрович ответил сначала «нет», а подумав – «да».
– А ты ее не бойся, – улыбнулся Те Гуанцзы. – Ничего страшного в ней нет. Если захочешь, смерти и вовсе не будет. Научить тебя этой тайне?
– Да, мудрый! – вскричал Фандорин. – Научи!
– Слушай же, но только не умом, а духом, потому что ум подобен листку, который распускается весной и облетает осенью, а дух – это могучее дерево, живущее тысячу лет.
– Я не хочу жить тысячу лет, – сказал Эраст Петрович. – Но я хочу знать тайну.
– Сейчас ты ее узнаешь, – еще ласковей улыбнулся волшебник. – Она проста. Ведь что такое смерть?
Чиновник наклонился вперед, чтобы не пропустить ни единого слова, а мудрейший смежил веки, вытянул руку – что-то очень уж далеко, на целую сажень. Чудодейственно удлинившаяся рука ухватила Эраста Петровича за плечо и стала сильно-сильно трясти.
– Гаспадзин, гаспадзин, скорей, уйдзёт! – услышал Фандорин голос, изъяснявшийся по-русски с чудовищным японским акцентом.
– Постой, Те Гуанцзы, – попросил надворный советник, – не уходи. Это Маса, я его сейчас отошлю, чтоб не мешал.
Но было поздно. И кудесник, и яблоневая гора, и зеленая долина исчезли.
Эраст Петрович сидел все на том же тюфяке, в продымленном сухаревском подвале, а над ним, согнувшись, стоял Маса и тряс одурманенного опиумом хозяина за плечо.
– Тётки! – быстро говорил Маса – тот самый круглолицый азиат, что еще недавно сидел по соседству с чиновником. – Он взяр тётки!
И действительно – четки, которые Фандорин положил рядом с собой, исчезли.
– Кто взял? Те Гуанцзы? – лениво спросил Эраст Петрович. – Ну и пусть. Это его четки.
– Какой Те Гуанцзы? Взяр старый теровек, он сидер тут.
Маса показал на место, где только что обретался чудесный старец. Тюфяк был пуст.
– Ах, Маса, как ты невовремя, – пробормотал чиновник, но слуга бесцеремонно дернул его кверху, поставил на ноги и потащил к выходу.
Фандоринский камердинер перешел на свой родной язык – впрочем, если бы кто из сидевших в курильне и знал по-японски, то из этого сбивчивого рассказа все равно ничего бы не понял:
– Когда вы, господин, уронили голову и зашлепали губами, а на лице у вас появилась эта глупая улыбка, которая осталась до сих пор и, боюсь, теперь останется навсегда, он поднялся, встал в проходе и уронил подле вас трубку. Наклонился подобрать и быстро схватил четки. Убить вас он не пытался – я все время был начеку. Скорее, он не мог далеко уйти! Мы его догоним!
– Кто он? – лучезарно улыбнулся Эраст Петрович. Он чувствовал приятное умиротворение, гнаться за кем-либо ему совсем не хотелось.
– Старый китаец, что сидел напротив вас, кто же еще! Вы совсем опьянели от этой подлой травы! Наверняка это тот убийца, что пустил в вас стрелу и после перепрыгнул через стену!
Фандорин глубокомысленно насупился, желая показать, что находится в ясном рассудке и трезвой памяти.