Тут я проснулся, открыв глаза, подумал: «Оказывается, сон может многое поведать. Сейчас сяду и изложу с помощью ноутбука все, что мне преподнесло провидение, и опять окунусь в сон. Ведь еще утро не наступило».
На моих электронных часах 4:18. Серая сибирская кошка, по имени Клеопатра, мирно посапывала рядом со мной. Потом она, потянувшись, громко и протяжно замурлыкала. Она пела свою кошачью песенку, которую ей навеяли, наверное, ее собственные сновидения. Может, она мне о них расскажет. И я напишу новые истории для следующей книги.
А может, уже и не буду больше браться за перо или клацать клавишами на ноутбуке. Может, обо всем уже и так предостаточно понаписано. Это почти как в «Камасутре»: как ни крути, новое придумать почти невозможно. Можешь не стараться. Там уже все до нас придумали и нарисовали в картинках. А может быть, все-таки Чем черт не шутит, пока Бог спит.
Удивительный собеседник
Осенние тучи зацепились за крышу нашего Иркутского научно-исследовательского института промышленной автоматики, они стали обволакивать здание. От соприкосновения теплого воздуха с холодным стали зарождаться слезы конденсата. Потом потоки водных осадков пролились вниз на кустарники акации, серый асфальт и припаркованные автомобили наших начальников, понуро стоящих у главного входа. Настроение было мерзкое, природа плакала. Плакал и Николай Сергеевич. Он вчера был на свадьбе.
Но эта свадьба была не его. Он был гостем на свадьбе своей невесты. Ах, как это тяжело. Сердце ныло, и оно было готово разорваться на части.
«Моя Катенька, мой котенок чужая жена. Моя любимая уже не моя», стучало в виски и корежило сознание молодого инженера.
Он поднялся на лифте на шестой этаж в свою аудиторию 617. Широко распахнул окно, встал на подоконник и приготовился выброситься вниз. Как вдруг его порыв охладил голос Прокофия Рудольфовича:
Колян, я уже всю паутину с окна убрал, можешь не беспокоиться. Пойдем лучше накатим по пятнадцать капель спирта-ректификата.
Весь состав их лаборатории был отправлен в колхоз на уборку урожая, из рядовых на институтском хозяйстве они остались вдвоем. Николай Сергеевич сделал движение рукой, типа проверил заоконную чистоту, и направился в аудиторию следом за Прокофием Рудольфовичем.
Прокофий, ты когда-нибудь гулял на свадьбе своей невесты? с надрывом в голосе, чуть не рыдая, вопрошал Николай Сергеевич, разливая спирт из колбы в граненые стаканы.
Глаза Прокофия Рудольфовича уставились на собеседника пристально. Казалось, что они как два темно-коричневых паука, моргая мохнатыми ресницами-лапками, начали подтягивать нить разговора к себе.
Хмм, послышался выдох его обожженных спиртовыми парами легких.
Захрустел маринованный огурец.
Понимаешь, Рудольфыч, я смотрел как ее, моей Катеньки, глаза выискивали в толпе мое лицо. А когда наши взгляды встречались Ой, как мне больно. Ведь это я должен быть на этой свадьбе женихом. Это я дружил с Катенькой три года. Это я был ее первым мужчиной. Это со мной она, моя любимая Катя, строила планы на всю последующую жизнь. Это она меня целовала ласково и нежно
Как дальше жить? Ничего не понимаю. Это я должен был сказать моему Котеночку: «Выходи за меня замуж». Но не сказал, все тянул и тянул время. А он сказал, он позвал, и она, уставшая ждать этих сокровенных слов от меня, пошла за ним. Теперь он жених, а не я. Ах, как мне тяжело. Как тяжело. Николай Сергеевич горько заплакал, как маленький ребенок, у которого злые люди отобрали любимую игрушку.
Уфф, раздался снова выдох Прокофия Рудольфовича, проглотившего очередную дозу спирта.
Казалось, что его глаза, как две сороконожки, моргали длинными ресницами-ножками, подбираясь в сочувствии все ближе и ближе к душевной боли собеседника.
«Какой же он внимательный и чуткий, этот наш Рудольфович, подумал Николай Сергеевич. Зря его все считают черствым бирюком. Он вон какой чувственный и заботливый».
Ах, какие глаза у моей Катеньки, снова застонал Николай Сергеевич. Как же я буду жить завтра без этого изумрудного драгоценного света ее милого и любимого взора? Как я смогу существовать завтра без легкого прикосновения ее губ, без ее трепетных и нежных объятий? Как жить завтра-а-а? Слезы сильнее мрачных дождевых вихрей захлестнули нашего молодого инженера.
Теперь и на улице, и в нашей лаборатории бушевал осенний дождь. Николай Сергеевич, исповедавшись, вопрошающе смотрел на своего собеседника. Казалось, что глаза Прокофия Рудольфовича, как две букашки, поползли навстречу завтрашнему дню.