Он спрятался, растворил себя, выглядывая зеркалами рыб он увидел это полумрак, воцарившийся в мире, и этих людей, которые стряхивали корабли со своих мыслей, стояли с подарочной коробкой из самих себя, а внутри были убитые души, каждая упакована в отдельный пакет, и это тот самый праздник, во время которого у него выпали все ресницы, так он предчувствовал грядущий ответ
Вышел наружу из своего дома, встал перед ним, встал около реки, в середине пейзажа встал и начал собирать собой, он копился, и когда было достаточно, Гюн закрыл глаза и разразил нужный вопрос в своей голове, как вспышку, стекловидная молния понимания. Электричество растаяло, и как-то пасмурно стало, облака стояли как занавес, серое небо с больными дождями, застрявшими где-то в горле водного пути: что-то кончилось, и что-то не началось таков был ответ, и нужна была сцепка, раствор или смола, а может быть, скотчем обмотать, чтобы ноги человечества не разъезжались, и вышагнуть на ту сторону перемен, встать там обеими ногами, демонстрируя целиковость, и сказать: это была проходимая пропасть
Так Гюн заглядывал в глубину большой головы, пока не погасли звёзды и небо не затянулось ночью, и тогда он увидел, что кончилось свет кончился. Вот что он увидел, и таково было продолжение ответа: свет конечен. Так его озарило, и высматриватель сразу же двинулся в дом, чтобы припрятать эту вспышку получше.
* * *Свет кончился, но не весь. Остальной свет крали и растаскивали с большим рвением. Мало кто понимал, что именно происходит: вечерами кто-то подбегал к лампочкам и высасывал свет, чтобы потом можно было светиться изнутри. Свет крали: вначале из общих запасов, потом вынимали друг из друга, загнанные в темноту собственных представлений о жизни, мёртвых представлений, которые они продолжали понукать, как возможную лошадь, люди тащили свет. Драматическая миссия, резкие удары пульса, звёзды зажигались в установленный срок, как и оговорено, но чёткая осязаемость радости была утеряна, тьма за стеной человеческого стояла, люди ходили, как мрачные комментарии к своему времени, тёплые лица были погашены.
Свет как ультиматум чудесного крали. Матрическое пространство было открыто, всё было открыто, но только люди продолжали воровать друг из друга, ходили замкнутые, густонабитые проблемами, ходили по траекториям предков, зазубрив века, ходили похожее на монотонность безучастное жизнение. Загнанные в угол заброшенного царства животных видно было, как вопросы слипались в их головах, зарастали, извилинами шли, но не дошли, ответов было не видно, и чтобы рассмотреть, они крали, чужие истории, чужие радости свет крали.
Общие запасы быстро растащили все эти культурные фонды, вечные ценности, и осталось предчувствие полумрак, анонс мира, афиша, но сам мир всё никак не начинался, потому что много разных причин и в том числе света не хватало, обычного такого, проекторы тёмные стояли, люди тёмные. Холодные проекторы, или тоже светили чёрным, это было самое дешёвое излучение в серых тонах, что-нибудь такое обыденное: четыре катастрофы за один день, или все мы умрём.
Света не хватало, и тратили внутренний свет сначала оно как-то там восстанавливалось, но потом он истрачивался весь на сквозные ошибки, на подражание и зависть, и дальше уже надо было откуда-то извне добывать. Или как-то договориться со своим организмом влить в него и сидеть там: зажмуренные глаза высматривание прошлого, но прошлое мало давало энергии.
Воры эти повсюду, они ходили тонко и незаметно, чаще всего со стороны друзей, со стороны безопасности, они подходили и делали такое милое лицо хитрое, скорее, не хитрое, а хищное и начинали смотреть. Надо отсюда уходить, думала жертва, но поздно: если испугалась, то уже поздно, вор как бы подкрадывался, как бы нависал над ней, мучил, и человек начинал видеть только плохое, и люди для него становились злыми, и время «другим», и ржавые зубы тоски, никуда не деться, ни о чём не помечтать
Без внутреннего света тяжело было видеть как раньше новая форма темноты, и человек выпадал на улицу и находил эти страхи, тёмные, как бесполезность, объёмные, бесчеловечные условия жизни, глыбистое стояние офисных зданий, великолепная сплошная досада, люди, навьюченные правилами и прогрессом, с их узорно выкрученными руками, с их обстоятельствами, с лицами мелких ушастых птиц, закутанные в распорядки служащие, кислое вино дорог, хватка толпы мёртвая, головы с раздвижными принципами разгадывали случайности, потерев их хорошенько об языки, эбонитовый разговор.