Это продолжалось некоторое время. Федя, тем более, ещё не остыв от раздражения, не хотел вылезать из третьих рядов. Наконец, не выдержала его привлекательная соседка: «Есть тут мужики или нет!? Человек же тонет! Помогите кто-нибудь»! Хорошо, она смотрела на тонувшего в реке, а не обращалась к Федору, лежащему позади. Разом позабыв о своих планах пофлиртовать, он оставался недвижим. Между тем, голова ослабевшего пловца совсем не приближалась к берегу, а дрейфовала по течению. Его юный спутник уже рад был бы сам выбраться на берег живым.
Два мужика решились пойти в Неву на помощь незадачливому пловцу. И тут что-то заставило Фёдора двинуться следом за ними. Дальнейшее он вспоминал с того момента, когда спасаемый был передан ему на руки ещё в реке и вытаскивал он его почему-то один. То ли первые подплывшие сами не рассчитали силы в борьбе с водной стихией, то ли провидение послало такой случай, он не задумывался. Напарник «героя» вообще куда-то растворился и больше его никто не видел. Натерпелся парнишка позора и страха.
Дотащив за подмышки тяжёлое тело вглубь пляжа до медпункта, Федя положил его на скамейку. Парень вращал в недоумении глазами, не веря, что это всё происходит с ним. Хмель почти прошёл, и здравая речь потихоньку возвращалась. «Ты мне скажи своё имя, просил он. Ты мне жизнь спас, и я хочу отплатить тебе, чем смогу. Я ведь служил на севере в морской пехоте, начал он непрошеную исповедь. Вода моя стихия, а тут вот. сам не понимаю, что произошло».
Феде было неловко от своей злобы на этого, в общем-то, нормального человека. Стыдно было за свою нерешительность: «Знаешь, не надо тебе моего имени и мне ничего не надо. Лучше, если с кем-то случится подобное, то ты им помоги». «Нет, ты мне всё-таки скажи, как тебя зовут, за кого молиться?» раз за разом повторял парень, давно назвавшись по имени, которое Фёдор тут же забыл.
Минут сорок они уже сидели на лавке, а вызванной скорой так и не было. Девчонка-фельдшерица сама до того растерялась, что поначалу не знала, что и делать. Да и посадили её сюда, видно, для формальности. Дали нашатырь, может, ещё йод с бинтом. Устыдившись своей беспомощности, она спряталась где-то в медицинской палатке. Девка-то хороша, да ещё в белом халатике! Но сейчас ни у парня, ни у Фёдора не было желания развивать тему. Так и разошлись своими путями. Все живы, здоровы и, слава Богу!
Выбравшись на угол бастиона и, подставив голову обдувавшему ветерку, Фёдор отчего-то подумал: «Вот ведь как! За пару часов ты и полузасранец, и полугерой. А, впрочем, ну его». Растворяясь в разрастающихся тенях крепостных стен, он брёл на выход, потупив в булыжную набережную взор. Не оступиться бы. Почему-то вспомнился хороший знакомый. И тут же, с двухсекундным опозданием раздался звонок телефона. Звонил ОН! Случайно ли? Такое уже повторялось не один раз. На каком-то телепатическом канале устанавливалась между ними подсознательная связь, опережая технические средства.
«Для тебя есть интересное дело, услышал Фёдор, заедь, когда сможешь».
Глава 2: ПЕРЕЛЁТ
Как всегда, прибыв чуть заранее, он имел ещё некоторое время в запасе до объявления посадки на рейс Люфтганзы. Уж сколько раз доводилось летать, реалии жизни и многолетний опыт не позволяли сильно расслабиться. То есть это он так считал, хотя внешне привык действовать без суеты и видимой спешки. Когда-то давно Фёдору было даже интересно подсчитать, сколько раз в год он перелетел различными самолётами и вертолётами. Бывало, доходило и до двадцати пяти. А потом он перестал думать об этом, отмечая для себя разве что новую модель самолёта.
Рейсы этой компании из Питера обычно очень ранние. И не раз, не желая вставать среди ночи на такси, он ехал поздним автобусом и выбирал место на втором этаже зала вылета среди свободных скамеек. Тут можно и переночевать. Зашить несколькими стежками ниток язычки молний на карманах лёгкого рюкзачка, чтобы грузчики в очередной раз не обворовали. Это, конечно, не панацея, но паковать в полиэтилен он не любил, а так, воришкам, чем рисковать из-за мелочи, лучше залезть в другие сумки. Ниточки чисто психологический барьер. Давно выработанное за множество поездок содержимое рюкзака всегда вписывалось в восемь килограммов, и его можно было с лёгкостью взять на борт, но любимый швейцарский нож, плюс перцовый баллончик, приходилось сдавать в багаж.