Я поняла, что понравилась мужику, и тут же мелькнула шальная мысль дать ему свою визитку, вот так вот молча протянуть, и всё. Но тут же в голове пронеслось виденье: вот он спокойно встаёт, неторопливо надевает свой кожаный плащ, направляется к стойке, у которой стоит Антон, отдаёт ему эту карточку и произносит что-то типа: «Будьте внимательнее при выборе спутниц, молодой человек», и спокойно выходит из кафе. Картина вышла такой яркой, что мне даже стыдно стало за свои распутные мысли, и в ответ на его прощание я лишь вежливо сказала: «Всего хорошего».
А вообще я, наверное, давно внутренне созрела для такого рода мужчины. Хотелось чего-то солидного, спокойного. Меня потянуло на мужчин постарше меня. То ли сама старею, то ли устала от неустроенности. Наверное, прошло время пьянок в редакции и потёртых джинсов. Никогда я особо не гналась за материальным благополучием, а в последние месяцы почему-то всё чаще представляла себя в вечернем платье, а рядом очень импозантного мужчину, такого, как незнакомец за этим столиком.
О чём задумалась?
Антон расставлял на столе тарелки, и я вдруг поняла, что есть не хочу вообще, а эти цыплята самое последнее, что могло бы пробудить мой аппетит.
Да так, о работе.
Я всё хочу тебя спросить: а почему ваша контора называется «Наше Дело»? Странное такое название.
Семь лет назад мой шеф замыслил открыть собственную юридическую контору и одновременно начал издавать криминальный еженедельник. Надо сказать, это была хорошая идея. С «неправедными» делами народ бежит в редакции, и тут же становится клиентом одного из наших адвокатов, и наоборот наши юристы приглашают журналистов на интересные процессы. Такое вот взаимовыгодное сотрудничество. Шеф был тогда молодой и бесшабашный, вот и прикололся с названием. «Наше дело» это же калькированный перевод выражения «Коза Ностра». А мафия, как сам понимаешь, бессмертна.
Это точно. Слушай, а ты не хочешь поехать на море?
Холодно уже, но можно попробовать.
И мы договорились выехать на выходные.
С Антоном я познакомилась три месяца назад. Тогда мы почти не встречались с Сергеем. У меня был отпуск, но я каждый день приходила на работу и сидела одна в пустой редакции. Телефон был моей единственной связью с внешним миром, но звонил кто угодно, только не тот, от кого я ждала звонка. Я перебирала свои бумаги и старые подшивки и писала стихи. Обычно вдохновение озаряло внезапно, но тут оно как бы стало обычным рабочим состоянием и посещало меня строго по расписанию. Я за всю жизнь не писала так много стихов, как в тот месяц. Наверное, лучшим из всех было это:
Я опять все обеты нарушу
И уйду по стерне босиком,
Я раздам по частям свою душу,
Чтоб не продать её целиком.
Отвернулась сама от удачи,
Так зачем же кого-то винить,
Кто сегодня стоит на раздаче
Указаний, как правильно жить?
Мне б от мыслей безумных отбиться,
Разобраться с собою хоть раз,
Я хочу научиться молиться,
Чтоб услышать божественный глас.
Загадаю: распустится верба,
И на нас снизойдут небеса.
Говорят, будто жизнь это зебра,
Где же светлая в ней полоса?
Я когда-то не ведала страха,
Да замучила вдруг суета.
Мне бы надо влюбиться в монаха,
Ну, а я полюбила шута
Вновь безмолвно свечу зажигаю,
Всем подав, кто у церкви просил.
Я всегда всем охотно прощаю,
Что ж меня-то никто не простил?
Пару раз мы встречались с Сергеем, но только как старые добрые друзья: распивали в моём кабинете бутылку вина, болтали о том, о сём и разъезжались по домам. С его стороны не было слов любви и предложений поехать куда-нибудь заняться сексом, а я стала в позицию гордой восточной женщины, понимая, что это необъявленный разрыв. Будто и не было у нас безумной страсти, растянувшейся на целых пять лет и сменившейся двумя годами медленного, но верного ухода.
Как-то я не выдержала, решила сделать первый шаг. Казалось, что всё происходящее между нами какая-то нелепость, и стоит только побыть вдвоём, как былые чувства вернутся, возродятся как птица Феникс из пепла. Я позвонила ему на работу и предложила поехать на ночь к Лесе на квартиру. Он сказал: хорошо, только после девяти вечера.