О, есть кое-что выше богатства, чего не купишь. Оттого и интересно жить на белом свете.
Религиозность ее была заставой, к <ото> рая прятала все.
Когда Я <рцев> говорил или ел, то борода у него двигалась так, как будто у него во рту не было зубов.
Передержал и не додержал.
Костя, чокаясь: дай бог, чтобы не так душно жилось и ч <елове> к идеи имел бы больше значения, чем старший дворник.
Прекрасная смуглянка. Преподает девочкам нервы. Хорошо, если хорошо преподает
Одно могу сказать, господа: как вы счастливы, что живете не в провинции! А мы счастливы что в провинции.
Брать взятки и писать доносы это дурно, а любить это никому не вредит. Это не возбраняется, как говорил на митинге в Тюмени Владимир Вольфович Жириновский. А фискалить становится у иных нормой. Вызывал домой мастера на ремонт ноутбука. Вскоре привычный уже для меня звонок из его фирмы: сколько он с вас взял. Вроде бы забота обо мне пенсионере, а на деле возрождение нравов времени, когда по доносу расстреляли моего отца
История должна быть историей не королей и битв, а идей. В быту нашем королей и битв прорва, а идей кот наплакал.
Фамилия Гусыня, Кастрюля, Устрица. Съединили черта с редькой.
Будь я за границей, мне бы за такую фамилию медаль дали.
Нельзя сказать, чтобы я была красива, но я хорошенькая. И слава тебе, господи!
Красива, что даже страшно; черные брови; умствование. Одно слово, ведьма.
Сын ничего не говорит, но жена чует в нем врага. Чует! Он все подслушивал Ужасти это жить среди врагов.
Сколько между дамами идиоток! К этому так привыкли, что не замечают этого. Потому, наверное, что стервы умеют себя поставить.
Ходят часто в театр и читают толстые журналы и все же злы и безнравственны.
Жены своей не любит. Влюблен в А <нну> А <кимовну> и в то же время развратничает со Сливой. Украл на шпалах 20 тыс. Можно и на шпалерах украсть.
Никакого капитализма нет, а есть только то, что какой-то сиволапый мужик случайно, сам того не желая, сделался заводчиком. Случай, а не капитал. Ай-ай-ай, как же случай благоволит нашим миллионерам. Злого умысла ни боже мой. Случай и только. Каков Чехов с беспощадным срыванием всех и всяческих масок! Друг мой, брат белых медведей, однако, иконно судит о классике. Побывал я некогда в гостях у него в Бавленах и узрел он у меня некие притязания на нобелевскую премию (хотя кому возбраняется и помечтать о ней). В письме в Тюмень потом упрекнул он меня в этом, заявив, что надо быть скромным как Чехов. Я по телефону отчитал его и «приказал» быть беспощадным в творениях своих как Антон Павлович. Обронил по случаю, что у тебя, мол, друже, много собственных таких страниц. И пиши беспощадно по-чеховски, а не занимайся низкопробным морализаторством, выдавая свои мысли за истину высшей пробы. Отчехвостил, в общем, друга.
На улице пьяный Чаликов делал ей под козырек. Здрассте, мадам!
О <льга> любила слово аще (аще ударит тебя в одну щеку, подставь другую).
Николаю было стыдно перед женой за свою деревню. Бедные колины односельцы!
Каждому мешало жить что-то назойливое; деду боль в спине, бабке злость и заботы, невесткам горе, детям голод [и], чесотка и страх, одной Ольге было покойно, она была всегда одинакова и ровна.
Молодые лучше стариков. Не всегда.
Грубость в населении поддерживают сами чиновники, особенно мелкие, тыкающие даже на старшин и церковн <ых> старост, и сами законы, третирующие мужиков как низших животных.
Тетечка милая, отчего мне так радостно? Оттого, что радостная. А радостная отчего? Звучит в моем сознании из студенческого гимна «Гаудеамуса»: «Будем веселы, пока мы молоды».
Сидя на бульваре ночью, Саша думала о боге, о душе, но жажда жизни пересиливала эти мысли.
Когда Кирьяк буянил, Саша шепотом: Господи, смягчи его сердце! Золотце, а не Саша.
богатые взяли себе все, даже церковь, единственное убежище бедных.
Жуково звали: Хамское, Холуевка.
Ничто так не усыпляет и не опьяняет, как деньги; когда их много, то мир кажется лучше, чем он есть. Тогда деньжистый крез!
Саша брезговала запахом белья, нечистотой, смрадной лестницей, брезговала жизнью, но была убеждена, что такая жизнь в ее положении неизбежна.