Жестко, сударь, жестко на Руси геройствовать...
Рассказчик вздохнул и добавил:
- Так вот, с детства-то видев это направление и эту практику, молодое-то поколение наше и росло до того возраста, до которого нынче выросло, и выработало себе то, что у нас всего необходимее, а именно не героизм, а практицизм.
- В каком же роде?
- Да в роде некоторого, так сказать, самоуправления, или, пожалуй, если хотите, самоуправства, но только это, во-первых, вызвано необходимостию, а во-вторых, и не совсем безосновательно и не совсем бесчинно. Даже к чести духовенства сказать, оно во многих случаях действовало весьма человеколюбиво, а главное, практику выработало, которая хорошо рекомендует духовных и дает полную возможность полагаться на их ум и нравственное чувство.
- Но вот этого-то, - говорю, - я и не понимаю: в чем эта практика и ручательство?
- А в том, что кого не следует венчать, так будьте уверены - у нас не перевенчают.
- Не ошибаетесь ли вы, батюшка?
- Нет-с, я не ошибаюсь.
- Воздержусь от противоречия вам, а только в обществе об этом думают иначе.
- "В обществе"! Нашли на кого ссылаться! Что оно знает и чего ни болтает, это так называемое наше общество!
- Ну как, - говорю, - так... о всем обществе...
- А то как еще говорить о людях, которые судят и рядят о том, о чем и понятия не имеют! Или доказательств еще требуете, так они у вас налицо. Разберите-ка, венчан или не венчан этот писатель Z., с которого наш разговор пошел, - вот и не разберете. Да они даже и сами не разберут, потому что в церковь не ходят, служения никогда не видят и не знают, что над ними делают: крестят их, венчают или хоронят. Ей, право, одичали хуже диких!
И мой собеседник весело рассмеялся.
- Но позвольте, - возразил я, слегка уязвленный его насмешкою, которая мне все-таки не открывала интересовавших меня практических приемов тайнобрачия. - Надеюсь, вы, однако, допустите, что если общество неправильно судят о духовенстве, то, например, архиереи наши имеют же о вас настоящие понятия?
- Ну что же такое? к чему этот вопрос?
- Да так. Вы скажите: имеют они или не имеют?
- Может быть, некоторые и имеют.
- "Некоторые" только?
- Да, некоторые.
- Да и то "может быть". Но пусть так, пусть будет по-вашему, а вот я знаю один случай, где архиерей прямо сказал, что у него попы за деньги кого угодно "хоть на родной матери перевенчают".
- Хватил греха на душу его преосвященство: на матери венчать не станут. Да кому это и интересно на мамаше жениться... Нет, это уже очень по-монашески. А впрочем, еще нельзя ли знать, какой святитель изрек сии словеса?
Я назвал архиерея.
Собеседник мой еще веселее расхохотался.
- Что же, - любопытствую, - тут смешного?
- Да ишь кого вы цитуете? Этот господин что хотите брякнет... Ему бы, по-моему, "Весельчака" издавать. Мы ведь с ним вместе на школьной скамье сидели всегда, - шутник был. А впрочем, и то еще надо знать: о ком дело-то шло? Секрет это или не секрет: про чье это венчанье?
- Нет, - отвечаю, - теперь это уже не секрет, потому что тот, кого это касается, уже женился и опять овдовел.
И я назвал дядю Никса.
Но едва я произнес это имя, как мой собеседник в третий раз покатился со смеху.
- Право, - говорю, - не могу понять, почему все это вас так смешит.
- Да как же не смешить-с! Так вот это вы этакую-то младенческую свадьбу считаете отчаянною смелостию? Ну, поздравляю вас с знанием русской жизни. Вот оттого-то у вас, господа, по большей части и в романах-то в ваших отвлеченнее, чем в Аристофановой комедии, - все "на облаках" происходит.
- Романы, - говорю, - отодвиньте в сторону; нынче на них и спроса нет, а вы разубедите меня, что свадьба с родною сестрою первой жены не есть свадьба незаконная и рискованная.