И было от чего: рядом с ним на табурете примостился энергичный черноволосый парень, который с видимым удовольствием хлопотал возле старца, услаждая его слух звуками валлийского языка. Ряса была спущена с костлявых плеч брата Риса, и его собеседник деловито втирал чуткими пальцами бальзам в больные суставы блаженно кряхтевшего старика.
— Вижу, что меня опередили, — шепнул Кадфаэль на ухо брату Эдмунду, столкнувшись с ним в дверях.
— Это сородич его, — тихонько отозвался тот, — валлиец с севера, откуда родом и сам брат Рис. Наверное, пришел, чтобы помочь новым гостям обители устроиться в доме у мельничного пруда. Как-то он с ними связан, вроде бы работает в городе у сына этой женщины. Ну а зайдя в обитель, не забыл справиться о старике, добрая душа. Брат Рис стал сетовать на свою ломоту, я рассказал про твою мазь, и парень вызвался помочь. Раз уж ты здесь, поговори с ними — тебе небось тоже приятно поболтать по-валлийски.
— А ты предупредил его, чтобы он потом как следует вымыл руки?
— Само собой. Я ему показал, где можно будет помыться и куда бутылку поставить, после того как закончит. Разве мог я позволить ему рисковать, после того как ты нагнал страху рассказом об этом вареве. Так что не волнуйся: он знает, что может получиться, если не остеречься.
Увидев подходившего брата Кадфаэля, молодой валлиец почтительно приподнялся было со своего места, но монах замахал рукой:
— Нет, нет, паренек, сиди, я не хочу тебя беспокоить. Я зашел сюда перемолвиться со старым приятелем и помочь ему, но вижу, что ты взял на себя мою работенку и недурно с нею справляешься.
Молодой человек весело кивнул и с удвоенной энергией принялся растирать плечи старика. На вид ему было лет двадцать пять — крепыш с широким обветренным лицом. Гладковыбритые выступавшие скулы, жесткие, густые волосы и брови, и решительное выражение лица выдавали в нем настоящего валлийца. Кадфаэлю понравилось, как он обращался с братом Рисом, — ласково, заботливо и чуть шутливо, точно с ребенком. Что ж, старик и впрямь впал в детство, правда, сегодня, благодаря молодому валлийцу, выглядел гораздо бодрее.
— Ох, как хорошо! — довольно проскрипел старец, поводя плечами под сильными пальцами молодого человека. — Видишь, Кадфаэль, родня-то старика не забывает. Это Меуриг — мой внучатый племянник. Он моей племяннице Ангарад сынком доводится. Я его еще вот таким крохой помню. Уж коли на то пошло, так я помню, и как она родилась, дочурка моей сестры. Много лет прошло с тех пор, как я ее последний раз видел, да и тебя, дружок, тоже, — сказал старик, обращаясь уже к племяннику. — По правде говоря, ты мог бы и пораньше зайти меня проведать. Да только разве у нынешней молодежи есть родственные чувства, — ворчал разомлевший старец, не замечая сумбурности своих речей. — А что же девочка-то не приехала меня навестить? Ты почему мать с собой не взял?
— Так ведь в Шрусбери с севера ехать — не ближний путь. Да у нее и по дому хлопот невпроворот, — улыбнулся Меуриг. — Но я-то теперь живу поближе, устроился в городе плотником, так что смогу бывать у тебя чаще. Я тебя на ноги поставлю — весной еще погуляешь с по свежей травке.
— Племянница моя Ангарад, — промурлыкал, блаженно улыбаясь, брат Рис, — до чего чудесная малышка была, и такой красавицей выросла. Сколько годков-то ей сейчас будет? Думаю, сорок пять стукнуло, а я все равно уверен, что она такая же красивая, как и прежде, и не вздумайте мне перечить. Красавиц я повидал немало, но ни одна из них ей в подметки не годилась ...
— Ну уж кто-кто, а ее сын перечить тебе не станет, — добродушно усмехнулся Меуриг, а Кадфаэлю подумалось, что каждому время его юности представляется самым прекрасным, — и небо было синее, и трава зеленее, и дикие яблоки вкуснее тех, что нынче вызревают в садах.