Уже уставшая и переставшая надеяться на чудо и светлое будущее в академической квартире, Колготкина неожиданно воспряла духом после последних слов Звездины и в безутешном горе с горючими слезами, бросилась на домработницкую грудь.
Где, он? Где лежит, мой сокол сизокрылый? Я хочу его видеть.., рыдала безутешная Ева.
Вот так-то лучше, а то взяли моду шарашиться, незнамо где, и даже посуду не мыть, довольная управительница Звездина открыла Еве душу и все, запертые от неё двери.
Где? Где он лежит?
Да, где? Да, там, на кровати лежит, если опять не упал.
Марьюшка, так его же надо было сразу связать, и ручки ему связать и ножки. Ведь он же всегда был такой неугомонный. Возьмите, голубушка, верёвочку покрепче и свяжите его. На кровать его затаскивать не надо, так пусть лежит.
Ева прошла на кухню и как любящая, страдающая от горя жена села плакать, и в нервном расстройстве есть макароны со сковородки, и пить чай с вареньем и бубликами.
Идите, вы сами
Куда идите, Марьюшка?
К нему идите и связывайтесь там сами, как хотите
Нет, знаете, Мария, это ваше дело. Я сама боюсь, я жена, чтобы сама его связывать.
С каких это пор, оно стало наше дело, вязать чужих мужиков?!
Да, как, же так? Я что ли, по-вашему, должна, что ли?
Вы жена, вы его и вяжите. А мне он кто? Он мне угадился четыре раза.
Мария, вы, вы не последовательны в словах! Вы только, что сами говорили, что на своих руках снесёте его к Ленину
Так, тож когда он преставится, тогда и снесу
А он, что, по-вашему, разве не преставился?
Когда?
Что когда?
Да, не дурите мине, Эвочка, голову! Вот, до чего же вы любите голову людЯм задурять. Вот сами не знаете чё ото всех хочете
Вот, я-то очень хорошо знаю, чего я хочу. А вы, Мария, или как вас там называют, информируете меня наконец-то о кончине моего мужа?
Это, которого?
Я говорю о последнем.
Почём мне знать про всех ваших последних добровольно помёрших супругов? Я Звездина! А не кака та не понять кака сплетница.
Ева начала злиться.
Я говорю, о последнем. О пос-лед-нем, сквозь зубы прошипела Ева.
Закончив «трапезьдничить» (еще одно из слов Колготкинского лексикона), она поднялась со своего места и двинулась в прихожую, чтобы найти там крепкую веревку.
Звездина Мария двинулась за ней, чтобы охранять хозяйское имущество. Мария Звездина так ничего и не желала понимать. Но сильно желала немного поиздеваться над безутешной Колготкиной.
Ой, ли, люли! Люли-люли, нате вам ваши пилюли. Да, кто про вас знат, кто у вас тут будет последний? При вашей то ужасной разборчивости, зудела, не унимаясь домработница.
Колготкина постаралась взять себя в руки и продолжить одновременно и поиски веревок и выяснение всех обстоятельств.
Хватит юродствовать, дорогая. Конечно, же, я говорю про моего любимого Эроса.
Да, говорите вы про него скока хочете, а вот кто мне посуду мыть будет? С вашими разговорами бы только бездельничать
Звездина гордо развернулась и не менее гордо снесла свое грузное тело на кухню, мыть посуду.
Якобы вдова академика осталась в прихожей одна. Нервничая, она трясущимися руками, начала быстро шарить по полочкам и ящичкам в поисках прочных веревок для связывания своего любимого. Она добралась до самого нижнего ящичка, и, согнувшись в три, нет, в четыре погибели, усердно рылась там, как вдруг над её ухом возник «огнедышащий тройным перегаром» безвинно усопший живой и невредимый Эрос и чмокнул её в ушко побагровевшими губищами.
Эвочка! Ты?!
Эвочка так и упала навзничь на пол, слетев со своих, согнутых в коленках, затёкших от неудобной позы, кривеньких и худеньких ножек, а в руках она крепко держала два мотка веревок.
Это вы? только и смогла прошептать, уже чуть было не новоиспеченная молодая вдова.
И закрыла глаза. Больше ей мечтать было не зачем
Эрос, как закоренелый интеллигент, тут же на крыльях любви бросился на помощь даме. Не просчитав верно траекторию полёта, он упал и улегся рядом с любимой, на том же придверном коврике.
Его распухшие от усердных винных возлияний, уже не губы, а губищи продолжали свое дело, и нащупав ими в очередной раз следующее ухо своей жены, он, сладострастно причмокивая, вожделенно сопел и шептал, упавшей в обморок Колготкиной:
Эвочка! Я это! Я! А кто же боле? Родная моя, как я соскучился! Проследуем же, солнце моё, радость моя, в покровах темноты на наше супружеское ложе. И займёмся там утехами любви.