В теории литературы выделяются разные школы, различающиеся по методу исследования литературного процесса, то есть отдающие предпочтение диалектическому или структуральному подходу.
К структуральным относятся метод формального анализа (Ю. Тынянов, В. Шкловский, Б. Томашевский, Р. Якобсон), метод структурального анализа (Ю. Лотман, В. Топоров); к диалектическим метод диалектического анализа (А. Лосев, М. Бахтин), рецептивная эстетика (Х. Г. Гадамер, Х. Р. Яусс). Также есть школы, основывающиеся на принципе мотивной структуральности, сравнительно-исторического анализа, фрейдовской теории и т. д., но мы не будем говорить о них подробно, поскольку это очень специальные аспекты.
Историю литературы развивали такие ученые, как И. М. Тронский (античная литература), Б. И. Пуришев (зарубежная литература средних веков и Возрождения), Д. С. Мирский (история русской литературы с древнейших времен до 1925 года), С. И. Кормилов (история русской литературы XX века) и др.
Что же касается литературной критики, то ее активное развитие в «новое время» началось вместе с появлением литературных журналов. Первым таким журналом в России стали «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» (1755). Первым российским автором, обратившимся к рецензии, считается Н. М. Карамзин. Очень интересные критические работы можно найти у А. С. Пушкина (они публиковались в журнале «Современник» в 1837 г.). Чего стóит только одно его высказывание об Отелло Шекспира: «Отелло от природы не ревнив напротив: он доверчив»1. Вы когда-нибудь пытались объяснить поведение вспыльчивого мавра таким образом? Вряд ли. А ведь, если вдуматься, все верно: возможно, он убивает Дездемону не из ревности, а потому, что верил ей безоговорочно, видел в ней воплощение всей искренности, любви, чистоты, которая существует в мире. И так же в простоте души своей он верит Яго, плетущему страшную интригу; суровый полководец вообще имеет странную привычку верить людям! А когда ему кажется, что любовь его жизни обманула его, предала, обернулась врагом, он автоматически делает то, что умеет делать профессионально: уничтожает этого врага в облике ангела. Ну чем не увлекательная повесть о том, что, казалось бы, очевидно и однозначно?
Но самыми блестящими образцами русской литературной критики, несомненно, являются работы В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова (помните «луч света в темном царстве»? ), К. И. Чуковского, которого сейчас, к сожалению, знают в основном как детского поэта Возможно, вы удивитесь, но именно Белинский первым обратил внимание читающей публики на гений Пушкина, а до этого «главным поэтом» считался Василий Жуковский; к Пушкину же даже в высшей степени культурные и понимающие литературу современники относились как к сочинителю острых стишков, занятному прозаику и неудавшемуся драматургу. В. Г. Белинский «открыл» и Лермонтова, и Гоголя, а самого его сделал известным смешной случай: в салоне Владимира Одоевского он упал со стула. Все стали спрашивать: «Кто это у вас мебель ломает?». Хозяин отвечал: «Как же, это Белинский, критик, блестящее дарование. Дайте срок он еще нам всем поприжмет хвосты»2. Так и получилось.
Вот как страстно защищает этот критик не своего приятеля, вообще не живого человека, а литературного персонажа: «Вы говорите против него, что в нем нет веры. Прекрасно! но ведь это то же самое, что обвинять нищего за то, что у него нет золота: он бы и рад иметь его, да не дается оно ему. И притом, разве Печорин рад своему безверию? Разве он гордится им? Разве он не страдал от него? Разве он не готов ценою жизни и счастия купить эту веру, для которой еще не настал час его?.. Вы говорите, что он эгоист? Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоизм: эгоизм не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе. Эгоизм не знает мучения: страдание есть удел одной любви»3.
А вот как характеризовал «неистовый Виссарион», например, сущность поэзии: «Поэзия есть истина в форме созерцания; ее создания воплотившиеся идеи, видимые, созерцаемые идеи. Следовательно, поэзия есть та же философия, то же мышление, потому что имеет то же содержание абсолютную истину, но только не в форме диалектического развития идеи из самой себя, а в форме непосредственного явления идеи в образе. Поэт мыслит образами; он не доказывает истины, а показывает ее. Но поэзия не имеет цели вне себя она сама себе цель; следовательно, поэтический образ не есть что-нибудь внешнее для поэта, или второстепенное, не есть средство, но есть цель: в противном случае он не был бы образом, а был бы символом. Поэту представляются образы, а не идея, которой он из-за образов не видит и которая, когда сочинение готово, доступнее мыслителю, нежели самому творцу»4. Это было написано в 1839 году, двадцативосьмилетним человеком а более точно до сих пор не сказал никто. Вот так и превратилось замечание литературного критика, дошедшее к нам благодаря «закромам» истории литературы, в одну из теоретических основ в правило, при нарушении которого не может быть создано настоящего поэтического произведения. Мысль прошла путь от конкретного произведения через все разделы литературоведения и вернулась в практику: круг замкнулся.