«Так что ж это? Зачем? Не может быть. Не может быть, чтоб так бессмысленна, гадка была жизнь?» «Что-нибудь не так. <Вот это очень важное предположение Ивана Ильича. И в ответ на него приходит подсказка, ещё более важная. Э.В.> Может быть, я жил не так, как должно? приходило ему вдруг в голову. <Это призыв к покаянию. Покаяние единственный выход для Ивана Ильича, возможность рождения нового человека на пороге смерти, который и войдёт в вечность. Господь хочет просветить ум Ивана Ильича и даёт ему эту возможность. Но Иван Ильич ещё не готов. Э.В.> Но как же не так, когда я делал всё как следует? говорил он себе <то есть Ему Э.В.> и тотчас же отгонял от себя это единственное (!) разрешение всей загадки жизни и смерти, как что-то совершенно невозможное.»
«Как следует» откуда следует? «Как все» «Как положено» Кем? Кем-то извне. Вот он, корень всех бед: предпочтение внешнего внутреннему, неверие себе, неверность Богу. В результате грехопадения мы были выброшены из истинного внутреннего мира, из рая Божьего, в холодный и чуждый внешний мир, во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов, где князь диавол, обманывающий и губящий человека. И только верность своему сердцу, чистой, родной струйке своей души, то есть вера в Бога, от которого не совсем ещё, не окончательно внутренне отпал человек, может спасти нас. Быть верным тяжело, ибо вся наша жизнь, которая есть внешняя жизнь, говорит о совсем других законах и порядках, говорит с большой видимой силой и властью. Но это не избавляет тебя от имени предателя, если ты не будешь верным. Иван Ильич, на заре жизни, под давлением внешнего мира, предал себя, почти не заметив этого. И эта лёгкость предательства намекает на тот запредельный первородный грех, первопредательство, отражением которого, только лишь отражением, явилось предательство внутреннего ради внешнего на заре жизни. И именно перед лицом этого первородного греха и встал теперь, фактически, Иван Ильич, не в силах его осознать и отвергнуть, ибо это теперь как бы он сам, он сросся с ним. И внутренний голос понимает это. И он представляет ему: «Чего ж ты хочешь теперь? <Т. е. после всего того, что понял и пережил, после только что постигнутой дороги в смерть. Э.В.> Жить? Как жить? Жить, как ты живёшь в суде, когда судебный пристав провозглашает: Суд идёт!.. <Вся жизнь Ивана Ильича была судом над ним самим, и суд этот был в осуждение Ивану Ильичу. Э.В.> Суд идёт, идёт суд, повторил он себе. <Вот ужас, что он слышал все эти годы! Э.В.> Вот он, суд! <Когда бы ещё Иван Ильич достиг такой глубины суждений? Воистину прозрение. Э.В.> Да я же не виноват! вскрикнул он с злобой. <Дальше уже не может слушать, не вмещает. Вскрикнул значит уже не затих, а с Богом можно говорить только тихо, иначе никогда Его не поймёшь. Это только внешние грубые впечатления оглушают нас, а Бог говорит изнутри, тихо, ненавязчиво. Он всемогущ, Ему не надо кричать. Кричит убожество, прах, ветром вздымаемый. Настроенность на понимание уходит, диалог прекращается. Злобой Иван Ильич оттолкнул Бога. Э.В.> За что?» Это многое нужно понять, чтобы понять, за что. А чтобы понять, надо долго прислушиваться. А чтобы прислушаться, надо смириться
«И он перестал плакать <Бог, дающий эти слёзы проникновения, ушёл. Э.В.>, и, повернувшись лицом к стене, стал думать всё об одном и том же: зачем, за что весь этот ужас? <Как же ценны эти мысли в голове Ивана Ильича! Э.В.> Но сколько он ни думал, он не нашёл ответа. <Потому что не захотел его принять и искал другой. Э.В.> И когда ему приходила, как она приходила ему часто, мысль о том, что всё это происходит оттого, что он жил не так, он тотчас вспоминал всю правильность своей жизни и отгонял эту странную мысль. <Осталась не сокрушена гордость, камень преткновения на пути к Истине. Э.В.>
«Прошло ещё две недели. Иван Ильич уже не вставал с дивана.» Через две недели он думал всё о том же. «Неужели правда, что смерть? И внутренний голос отвечал: да, правда. Зачем эти муки? И голос отвечал: а так, ни зачем. Дальше и кроме этого ничего не было.» Очевидно, после отказа Ивана Ильича принять ответ, внутренний голос поменялся и вместо света стал указывать на тьму и вдохновлять страдальца на гибельное отчаяние. Но Господь не может так просто оставить Своё творение.
Диавол продолжает играть душой страдающего человека, бросая его из пустой надежды в отчаяние и всё более склоняя к отчаянию, которое, по Святым отцам, есть «совершенная радость диаволу».