– Аббатиса, а если предположить следующее? Племянница понимает, что вполне может стать наследницей, и вдруг этот юный щеголь, ее муж, нанося визит дяде жены, чтобы проверить, насколько этот дядя близок к смерти, обнаруживает, что он подумывает об изменении завещания? Подумывает о том, чтобы восстановить в правах дочь, которая отвергла его и обратилась к Господу? Как бы в этом случае поступил алчный и неразборчивый в средствах молодой человек?
– Пока это только предположение, что он алчный и неразборчивый в средствах, – уточнила аббатиса.
– Да, возможно. Но разве не у него величайший в мире мотив разделаться с Гуннорой? Чтобы его жена, племянница Эланора, унаследовала все?
– Возможно.
– Аббатиса, есть два главных мотива для убийства – вожделение и жажда денег. Кажется, никто не питал страсти к Гунноре. Помните, вы сами сказали, что ее не смущал обет целомудрия, к тому же мы точно знаем, что она не была изнасилована, и она никогда… – Жосс умолк, пытаясь найти более деликатный способ выразить свою мысль. – Никогда не вкушала плодов любви. – Он заметил, как губы аббатисы судорожно дернулись. – Она умерла девой, – невозмутимо продолжил Жосс. – Значит, если вожделение можно отбросить, остаются только деньги.
– Вы слишком упрощаете! – запротестовала Элевайз. – И как бы убедительно ни выглядело ваше объяснение на первый взгляд, что вы скажете о деталях?
– Каких, например? – спросил он.
– Ну, скажем, как он уговорил Гуннору покинуть монастырь той ночью? И почему она не узнала в Элвере свою кузину Эланору?
– Кто говорит, что не узнала? – возразил Жосс. – Ведь Элвера сама жаловалась – и не где-нибудь, а именно здесь, в этой комнате, – на сплетни монахинь: якобы она и Гуннора больно уж хорошо меж собой поладили – любой подумает, что девушки знали друг друга раньше. Так это и неудивительно. Они действительно знали друг друга раньше.
– Почему же Гуннора не сообщила, что Элвера замужем? – спросила Элевайз.
– Ох…
«В самом деле, почему?» – задумался Жосс.
Вдруг он услышал слова Матильды: «…этому ее никчемному новому мужу». Элвера была беременна всего три месяца. Впрочем, столь малый срок вряд ли может служить неоспоримым доказательством, и все же… Пылкий юный муж наверняка не пропускал ни одной ночи, немудрено, что Элвера понесла вскоре после свадьбы…
Жосс торжественно объявил:
– Потому что Гуннора ничего не знала. Элвера и Милон поженились после того, как она ушла в монастырь. И к тому же Элвера сняла обручальное кольцо.
Элевайз медленно кивнула.
– Как вы узнали о кресте? – внезапно спросила она.
– Элвера должна была спрятать его где-то здесь. На ней не было креста, когда она умерла.
В голосе аббатисы послышалось нетерпеливое раздражение.
– Как вы узнали, что у нее был крест?
– Если она действительно была Эланорой, у нее непременно должен был иметься крест. И я знал, что он у нее был, – я видел.
– Видели?!
– Ну, не совсем. Скорее, предположил. Помните, когда мы говорили с ней, она сжимала ткань своего платья. Вот так. – Жосс показал. – Тогда я думал, что это всего лишь волнение. Только позже мне пришло в голову, что, возможно, она стискивала свой талисман, спрятанный под одеждой.
Выражение лица Элевайз стало отстраненным, будто она напряженно размышляла.
– Вы очень убедительны, сэр рыцарь, – сказала она наконец. – Но я опять же требую доказательств. О нет, не подтверждения личности Элверы – полагаю, нам следует признать, что вы правы.
– Мы можем это проверить, – с готовностью отозвался Жосс. – Я могу вернуться к моей всеведущей знакомой в поместье сэра Брайса и расспросить об Эланоре. Или съездить в поместье Милона к родственникам, с которыми, как мне сказали, она живет.
– А что если вы найдете ее целой и невредимой?
– Тогда я буду вынужден признать, что ошибался.
– Вы не ошибаетесь, – тихо сказала Элевайз. – Боюсь, вы не найдете никакой Эланоры. Это Элвера, и она лежит, мертвая, в моей больнице. – Аббатиса нахмурилась. – Но одних этих установленных фактов мало, чтобы доказать, кто убил моих монахинь, сэр Жосс. И я не знаю, где нам искать доказательства.