– Эй! – крикнул он, все еще сидя в седле. – Господин Брайс? Господин Оливар?
Некоторое время никто не отвечал, хотя Жоссу показалось, что он слышит какое-то движение внутри дома.
– Эй! – крикнул он опять.
– Иду, уже иду! – послышался женский голос, неожиданно громкий в тишине жаркого дня. – Не могу же я делать две вещи одновременно, этот дурак мальчишка погубит все, если я не скажу ему точно, что делать, вы посчитаете, что он еще наберется ума, но вот вам мое мнение, некоторые рождаются глупыми и глупыми остаются. Итак, сэр, что я могу для вас сделать?
Женщина начала говорить еще в доме, и бурное словоизлияние продолжалось все время, пока она шла к Жоссу. Женщина была в годах, довольно грузная, она передвигалась, сильно прихрамывая, так что при каждом шаге ее резко заносило вправо. На ней были простое коричневое платье и чистый белый передник, о который женщина вытирала натруженные руки.
Горячо надеясь, что словесный поток свидетельствует о приветливом отношении к путникам, Жосс ответил:
– Я прибыл, чтобы увидеться с Брайсом Родербриджским. – И добавил, импровизируя: – Хочу выразить мое сочувствие по поводу смерти его жены.
Жесткое, обветренное лицо женщины, выражавшее оживленное любопытство, мгновенно обмякло, опечалившись.
– Да-да, – тихо пробормотала она. Потом глубоко вздохнула и повторила: – Да…
Жосс подождал. Может быть, мягко подсказать?
– Я приехал из Уинноулендз, – начал он, – и я…
– Этот несчастный старик! – воскликнула женщина. – Сначала Диллиан, затем Гуннора! Если эта двойная трагедия не сведет его в могилу, хотела бы я знать, что еще может свести его туда! Как он, сэр?
– Не в лучшем виде. Он…
– И лучшего вида уже не будет! Как не будет лучшего вида ни у кого из тех, кто имеет несчастье зависеть от него. Хозяина дома нет, – сказала она, резко возвращаясь к реальности. – Он уехал в Кентербери, сэр.
Никакого объяснения не последовало. «Да и в самом деле, разве она обязана объяснять?» – подумал Жосс, поэтому повторил с едва заметной вопросительной интонацией:
– В Кентербери?
– Да. Очистить свою душу перед святыми братьями, честно покаяться, принять наказание и заказать по ней мессу; да не оставит Господь ее душу.
– Аминь, – отозвался Жосс.
Интересно, за что Брайс должен понести наказание? Однако спрашивать об этом было рискованно – женщине могло показаться, что Жосс, если он действительно был в курсе дел своего «старого друга», должен был бы пользоваться большим доверием с его стороны.
– Осмелюсь предположить, после этого ему станет намного легче.
Женщина бросила на него быстрый взгляд, словно прикидывая, что он знает на самом деле и что всего лишь предполагает. После неловкой паузы, в течение которой глубоко посаженные глаза женщины с тревогой изучали его, она, судя по всему, приняла объяснения Жосса за чистую монету.
– Ну что ж, осмелюсь и я сказать то же самое, – неохотно согласилась она. – Никто не знает, как такие вещи влияют на человека, вот что я вам скажу.
Еще один долгий оценивающий взгляд. Жосс изо всех сил старался, чтобы выражение его лица было мягким и одновременно серьезным; именно так, он полагал, должен выглядеть огорченный друг семьи, который приехал, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
Видимо, это убедило ее окончательно. Повернувшись к дому, она крикнула:
– Осси! Выходи оттуда! Живо!
Тут же на пороге появился парень – слишком быстро для того, кто занят каким-нибудь делом, а не подслушивает под дверью. Лет четырнадцати, долговязый, прыщеватый, с неряшливыми прядями засаленных волос, спускавшимися на низкий лоб, – воплощение ранней юности.
– Прими у благородного мужа животное, – приказала женщина.