Было ясно, что отец Гунноры умирал. Кровать, на которой он лежал, была придвинута к огромному очагу – настолько близко, насколько это было возможно, при том что зала была прогрета солнцем и огонь в очаге еще не зажигали. Он едва пошевелился, когда Уилл тихо спросил:
– Сэр Алард? Вы проснулись?
Затем Уилл сообщил о Жоссе, кивнув в его сторону. На Аларде была отороченная мехом накидка из плотной шерстяной ткани, поверх которой лежало еще и покрывало. Шею облегал воротник полотняной рубахи, достаточно чистый. Возможно, дни Аларда были сочтены, но те, кто ухаживал за ним, преданно выполняли свою работу.
Его лицо было бледно-серым, без какого-либо намека на цвет. Оно было неестественно худым, отчего крупный нос еще сильнее выступал вперед. Запавшие глаза, и без того темные, сейчас выглядели еще темнее, чем обычно. Когда Жосс присмотрелся к полумраку залы после солнечного сияния снаружи, он подумал, что голова хозяина похожа на голый череп.
– Что вам нужно, Жосс? – спросил Алард из Уинноулендз голосом, трескающимся на каждом слове.
– Я прибыл из Хокенли, сэр Алард, от аббатисы Элевайз. Она хотела бы знать, какие будут распоряжения в отношении тела вашей покойной дочери Гунноры.
– Моей покойной дочери Гунноры, – повторил Алард.
К изумлению Жосса, в его словах сквозила едкая, насмешливая ирония.
– Моей покойной дочери…
Наступила тишина. Затем Алард произнес, на этот раз спокойно и невыразительно:
– С Гуннорой делайте что хотите. Похороните ее вместе с монахинями. Раз она пожелала быть с ними в жизни, предоставьте ей остаться с ними в смерти.
– Благодарю вас, сэр, – ответил Жосс. – Аббатиса Элевайз и сестры с облегчением примут ваше решение. – Он помедлил. – Сэр, могу я…
– Убирайтесь.
Слова, произнесенные все тем же невыразительным тоном, повисли в воздухе.
Поскольку Жосс остался там, где стоял, Алард приподнялся, впился в него сверкающими черными глазами и закричал:
– Убирайтесь!
Не успел Жосс сдвинуться с места, как у Аларда начался кашель. Сначала обычный, он стремительно усилился до неистовых долгих раскатов. Уилл расторопно поднес к подбородку Аларда кусок льняного полотна, и тут же брызнула кровь. Выстиранная и разглаженная ткань с застарелыми следами крови мгновенно покрылась новыми пятнами. Жосс, беспомощный и ошеломленный, смотрел, как хозяин Уинноулендз выгоняет из себя то, что осталось от его легких.
Через некоторое время Уилл вышел к Жоссу, который стоял, подпирая стену дома на солнечной стороне.
– Жаль, что вам пришлось увидеть это, – сказал он, подойдя ближе.
Кустарник, растущий напротив подвала, источал аромат лаванды. Жосс вдыхал приятный свежий запах.
– Да уж, – ответил Жосс. – Как долго он в таком состоянии?
– Болезнь развивалась медленно, – отозвался Уилл. – Сначала был просто кашель. Он исчезал, но приходил снова, постепенно усиливаясь, а затем стал мучить постоянно. Хозяин ослаб, ему не хотелось есть… А прошедшей зимой он начал кашлять кровью.
Жосс хорошо знал: это верный признак того, что жить осталось недолго.
– Он бы ушел раньше, – сказал Уилл, – только хозяин очень сильный. То есть, он привык считать, что очень силен. В нем было так много силы, что он тратил ее направо и налево, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю. – Жосс часто видел подобное в других людях.
– Кроме того, он еще не может уйти. – Уилл искоса взглянул на Жосса, будто прикидывая, сколько семейных тайн можно открыть этому чужаку.
– Не может? – переспросил Жосс, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно, без всякой заинтересованности.
Скользнувшая по лицу Уилла улыбка показала, что его не так-то просто провести. Тем не менее он продолжил:
– Нет. Он не может умереть, пока сам не решит, что пора.