Тут же стали допытываться - где умер, почему, не судился ли. А я твердил все то же: не знаю, нам не сообщали, никаких документальных подтверждений моя мать не получала (и это было абсолютно верно!). Довольно скоро предложили удалиться. На следующий день я пошел к начальнику училища. Спросил, что мне теперь делать, и Михаил Владимирович ответил просто: "Как хочешь. Отчислять тебя я не буду. Но виза тебе не светит, как сам понимаешь". И я сказал: "Хочу продолжать учебу!" Потом еще через дядю девушки, в которую тогда был влюблен, служившего в Большом доме на Литейном проспекте, попытался что-то выяснить, но дядя посоветовал хмуро: "Не рыпайся!"
А в 1964 году я приехал в Ленинград на празднование 20-летия мореходных училищ. Этот праздник был едва ли не главным для нас - 5 марта. Убил его И. В. Сталин, подогнав свою смерть под эту дату. Но двадцатилетие отметили торжественно и достойно, собрание проводили во Дворце моряков на Гапсальской улице. Михаил Владимирович запоздал, и когда явился, его под руки и под аплодисменты препроводили на сцену.
Летом 1970 года я навестил М.В.Дятлова дома, он жил в новом здании во дворе общежития на 21-й линии. Привез ему в подарок свою книгу, где он выводился в эпизодах под именем Владимира Михайловича. И он, и его жена уже сильно болели, в комнате было темновато и затхло, он меня послушал полчасика и был очень тихим, грустным. Вскоре после той встречи он умер.
Среди наших учителей-воспитателей было немало ярких личностей. По-разному ярких. Прежде всего надо вспомнить декана судоводительского факультета Топельберга (плохо - забыл его имя!). Как будто по национальности был чуть ли не шотландцем, а в молодости еще и в анархистах состоял, что позже испортило ему карьеру. И внешность у него была шотландская или английская: строгий, без улыбки, в очках. Читал электронавигационные приборы, предмет знал блестяще. Не припомню, чтобы навредил кому-либо сильно. Звали мы декана коротко: "Топ".
Когда мы добрались до старших курсов, деканом стала Анна Ивановна Щетинина, одна из немногих капитанов-женщин в мире. Мне довелось даже немного поплавать под ее командованием - на практике летом 1949 года совершить рейс от Мурманска до Архангельска. Боцман парохода "Баскунчак", морячина еще с двадцатых годов, трепетал перед Анной Ивановной. Но в училище она не была чрезмерно суровой, а ко мне вообще отнеслась подчеркнуто внимательно и добро.
Владимир Владимирович Александровский - высокий, полный, большой диалектик. Вел теорию девиации, после я преподавал эту науку в Таллиннской мореходке. Лекции "Александрович" читал небрежно, между прочим, но знал дело хорошо. И с ним я встретился, уже сам будучи педагогом, приезжал он к нам председателем госкомиссии. Мы ему банкет организовали, в этих делах Владимир Владимирович был мастак и знаток. Написал неплохой учебник по навигации, лет десять по нему учили ребят... Да, в коротком промежутке, уже когда мы ушли из мореходки, В.В.Александровский возглавлял Академию морского транспорта учебное заведение для повышения квалификации больших начальников. Вот эта работа была для него - солидности, представительства в нем хватало.
Почему-то запомнился химик - профессор Сердюков. Наверное, потому, что его охмурила лаборантка кабинета химии, какой-то скандал случился.
Когда я пришел в Таллиннское училище, главным моим предметом стала мореходная астрономия (астронавигация, как ее называют на ВМФ). В ЛВМУ ее вел капитан 1 ранга Александр Петрович Гедримович, воспитанник Морского корпуса еще царских времен. В нем, как и в професорах Б.П.Хлюстине и А.П.Ющенко, тоже вышедших из Морского корпуса, присутствовала глубокая интеллигентность, и они казались несколько возвышающимися над нами. Да так и было - они ведь пришли из другого мира.