Я согласна с замечанием Достоевского: «Лучше быть несчастным и знать худшее, чем быть счастливым в раю дураков».
Но на самом деле не так легко следовать этому совету, когда наблюдаешь за любимым человеком неоднократно переживать боль утраты, вызванную благонамеренным рассказом правды.
В жизни постоянной эмоциональной боли нет достоинства. Но садисты создавшие эту атмосферу унижения имеют гораздо меньше этого качества, чем те, кого они подвергают пыткам. У них есть высокомерие, претенциозность как у фашистов, но нет чувства собственного достоинства, если они опустились до таких низостей.
Запугиванием они пытаются создать видимость уважения.
Весь их контроль сводится к контролю и запугиванию.
И во многом я написал эту книгу после наблюдения за фактами политического насилия и насилия сильных мира сего у которых телевизионщики, журналисты типа ««Чего изволите»». «Мишель Фуко писал:
« Реальная политическая задача состоит в том, чтобы обеспечить раскрытие политического насилия, которое происходит чтобы люди могли бороться с ними».
Мы должны знать, где мы живем.
Очень популярно говорить о фашизме и сталинизме, которые были 6070 лет назад, но трудно увидеть и написать о том, что происходит сейчас и здесь, в стране, в городе, где в Центре здание ООН и Статуя Свободы, тем более сейчас не надо строить концентрационные лагеря, при современном уровне технологии можно мучить и убивать без границ.
Трудно говорить о проявлениях ужасного садизма, экспериментах над живыми людьми, о грубых нарушениях прав человека, когда это происходит сейчас, а не во времена «Царя Гороха» и вы живете среди этих людей в центре мира, и никто не заботится о Вас и Ваших правах, потому что Вы не принадлежите к какой- нибудь политической или религиозной группировке, которая тоже по сути политическая и чаще спекулятивная или у Вас нет громкого имени, когда ты обычный человек волею обстоятельств оказалась в обстоятельствах и среде когда у тебя нет насеста.
И снова перефразируя Фуко:
Я говорю о способности творить, о технической сложности написания этой книги.
И не только потому, что английский не является моим родным языком, происходящее не вписывается в обычные рамки, поэтому я выбрала сначала английский язык и как ребёнок, столкнувшийся с новой для него cредой, я училась описывать её реагировать на неё, пыталась научиться говорить и думать об этом совершенно для себя по-новому. Я думаю, что такие действия можно определить как творческие.
Вы можете быть технически совершенны, но не способны рассказывать истории.
Я старалась быть честной, как это было
Я стараюсь не смириться с этим.
В основном едва ли можно найти определение для всего, что было в то трагическое и грустное время, а затем и в мелкое время.
А потом, кем я была Это было то, что я хотела сказать и что я сказала.
Через жертвенность и боль я рискнула разделить себя для кого- то для человека, которому интересно, где мы живем и
если мы понимаем демократию, мы не будем разделяться на классы. А здесь в США всё упорядочено иерархически и совершенно ясно, что мы очень далеки от демократии. Также совершенно ясно, что мы живем в режиме классовой диктатуры, классовой власти, навязываемой через насилие.
Я написала эту книгу для исцеления себя, потому что, когда Вы находите понимание, вы находите милость и, возможно находите людей, которые хотят изменить мир к лучшему. И избавиться от иллюзии это тоже исцеление.
Но любовь это действительность, которая помогают нам выживать, заставляет нас лучше ценить прошлое, наслаждаться настоящим, капитал для будущего. Но насколько хрупки наши отношения и находятся Яго, разрушающие их. Но я хочу закончить 116 сонетом Шекспира:
Позвольте не женится мне на истинных умах
Приняв препятствия;
Любовь не есть любовь,
Которая меняется, когда находит изменения,
Или сгибается от каждого толчка или движения
О нет, это печать что навсегда
Что смотрит на бури не дрожа;
Это звезда для каждого идущего в потёмках корабля,
Чья ценность неизвестна, хоть высота его взята,
Любовь не время дураков, розовых губ и щёк
Хотя в изгиб их серповидный приходит компас;
Любовь не изменяют их бравые часы недели,
Но это вынеся на грань шагает где страшный суд.
И если есть ошибка в том что я выше оправдал