Единственный мужчина, который знал, что он волнует Марь Ванну, это был Эраст Эдуардович Голубович, директор школы. Импозантный мужчина под шестьдесят пользовался успехом у женщин. Рост у директора был выше среднего, всегда при параде: светлый костюм, белая рубашка и неизменный красный галстук щедро усыпанный белым горошком. Положительный образ дополняли блестящие лакированные туфли коричневого цвета. Особо гордился директор шевелюрой, которой не могли похвастаться его ровесники. Встретив такого мужчину, женщина читала на его лице:
«Я хоть и ношу седину на висках, но я такой мачо-кукарачо, что меня стоит попробовать».
И пробовали многие, кроме Марь Ванны, которую Эдуардович берег на потом. Не подпуская никого к себе ни злым, ни добрым словом, Марь Ванна таяла, стоило Эдуардовичу высморкаться, не говоря уже о сладком:
Марь Ванна, можно вас на пару ласковых и обворожительных
Марь Ванна слушала песню старого соловья, который, прощебетав о переменчивой погоде и о том, как быстро летит время, плавно перешёл к делу.
Вот что мне в вас нравится, Эраст Эдуардович, так это всё, улыбаясь, шутила Марь Ванна, а может, и не шутила.
Старый перец театрально рассмеялся, как над шуткой врача, которому пациент после операции говорит спасибо, а тот в ответ заявляет, что он не доктор, а Апостол Павел. Продолжая выдавливать хи-хи, директор закончил шутейный разговор вопросом:
Так как мы поступим?
А заявлю ка я на вас в антикоррупционный комитет.
Шутки в сторону, улыбка исчезла с лица директора. Пауза длинной в анекдот: «Фамилия? Ослов! Инициалы? И.А.» прошла, и директор рассмеялся, как человек, до которого достучалась шутка:
«Почему у тебя одна нога 41-го размера, а вторая 45-го?
А у меня дед воевал».
Ну, Марь Ванна, игриво браня пальцем, смеялся директор, вам надо в камеди «Вумэн» выступать или на «Рассмеши гномика».
Рассчитывая на бурный смех, после типа я перепутал комика с гномика, директор, глупо улыбаясь, ждал на заслуженную похвалу в остроумии. Марь Ванна и впрямь хотела взорваться смехом, но из темноты коридора вышел учитель музыки Клеопатр Акакиевич Грай. Приподнятое настроение сменилось напряжением. Марь Ванна отвернулась, нервно закашлявшись. Эраст Эдуардович строго взглянул на учителя музыки, который, как оказывается, не давал Марь Ванне проходу. За что и был уволен, когда посреди урока при всём классе признался ей в любви, причём так страстно, что исцеловал бедной учительнице все ноги.
Я пришёл за своими инструментами
Клеопатр, поздоровавшись, стоял в ожидании привет или пока. Не дождавшись ни того ни другого, экс-учитель музыки поправил очки и, дико извиняясь, сошёл с места. Но, не сделав и пару шагов, остановился, посмотрел на свою любовь и сказал страстным шёпотом:
Ты все равно будешь моей!
Клеопатр Акакиевич! строго сказал директор. Вас заждался контрабас.
Проводив взглядом бывшего учителя, Эдуардович повернулся к Марь Ванне и, заглянув ей в глаза, спросил:
Все хорошо?
Я согласна.
Вот и ладненько! заулыбался директор и, вытащив блокнот, оторвал листок, где были записаны фамилии лоботрясов, которым надо завысить оценки.
Взяв листок, Марь Ванна бегло пробежалась по фамилиям и, тяжко вздохнув, посмотрела на директора.
Марь Ванна, родненькая, улыбаясь, сказал директор, молитвенно сложив ладони.
Только ради вас, Эраст Эдуардович, сказала Марь Ванна и, пожелав всего хорошего, пошла в учительскую.
Сказав про себя «Ес», директор пошёл к себе в кабинет, но, вспомнив, развернулся и окрикнул Марь Ванну.
Я совсем забыл сказать
К нам едет ревизор, решила пошутить Марь Ванна и попала в точку.
В школу действительно ехала проверка. Вернее, инспектор по инновациям и реформам образования.
Не с проверкой, а, как сегодня модно говорить, для мониторинга учебного процесса, кивая головой, саркастично сказал директор.
Будем молиться, что не введут тринадцатый класс, в тон директору иронизировала Марь Ванна.
Вы так же шутили про одиннадцатый и двенадцатый класс.
Да бросьте, это совпадение.
Ой, я извиняюсь, вытащив телефон, сказал директор.
Пока директор открывал «SMS», которое сообщало, что на его банковскую карту перевели деньги, Марь Ванна перевела взгляд на стену, где кто-то нацарапал: «Цой жив». «Неужели его кто-то ещё помнит?», подумала фанатка группы «Кино». Затем в глаза бросилась нецензурная надпись, утверждающая, что любой, кто слушает «РЭП» рифмуется с именем Тарас. Щадя свой мозг, Марь Ванна перевела свой взгляд от стены в окно, из которого открывался вид на аллею, ведущую в школу. Аллея лежала в живом коридоре тополей и классика: перевёрнутые урны с мусором и сломанные лавочки, на ремонт которых столяры давно махнули рукой. Вся школа была на уроках. Рай школьной тишины дополнялся майским солнцем, щедро залитым во все окна. Вдали аллеи нарисовался силуэт высокого мужчины, шагающего по направлению к школе. По мере приближения силуэт все больше и больше приобретал очертания импозантного мужчины в костюме цвета мороженого. Когда же мужчина приблизился настолько близко, что можно было разглядеть ямку на его подбородке, то Марь Ванна чуть не упала в обморок. К школе приближался высокий зеленоглазый шатен. Не веря своим глазам, Марь Ванна перевела взгляд от окна снова на стену, из которой ей бросилась в глаза яркая надпись: «Марина я тебя люблю».