Я люблю обнимать бабушку Олю и гладить её руки. Кожа на руках у неё мягкая и тонкая, все прожилки видны. Оля часто говорит, что Б-г ей меня послал на старости лет, но я думаю, что всё наоборот: это Б-г мне её послал вместо двух моих бабушек, которых Он несправедливо забрал раньше времени, и даже сделал так, что у меня, как и у бабушки Оли карие глаза. Я благодарю Его, что послал мне чужую бабушку Олю, которая стала своей. Иногда, в минуты слабости, я прошу у Него, чтобы дал моей будущей внучке (которая ещё не родилась) голубые глаза в память о моих бабушках Инне и Доре.
Гриша
По дороге на встречу с Гришей с удовольствием разглядываю привычный пейзаж сентябрьского Средиземноморья: светло-серая дорога, обрамлённая пыльно-зелёными, усталыми деревьями и бело-розовыми цветущими кустами, густо-синее небо сливающееся с сине-зелёным тёплым морем, в туманной дымке виднеется силуэт горы Хермон.
Поток горячего воздуха сливается со звуками джаза и чарующим голосом Джосс Стоун август сгорел, скоро сгорит и сентябрь, внезапно дохнёт прохладой росистого утра призрак зимы, но чувство полной свободы в этот прекрасный час окутывает меня, создавая прочность и бессмертие.
Гриша всегда был олицетворением удачи и свободы. Богатый и неженатый, светлоглазый коренастый бизнесмен-файтер1, вечно небритый и одетый пренебрежительно просто, он излучал свободу мысли, особенно в области спиртного, спорта и секса.
Под его взглядом одинаково расцветали и молоденькие барменши, и знаменитые киноактрисы.
Гриша встретил меня обычным крепким мужским объятием. Усевшись за деревянным столиком уютного итальянского кафе и машинально перелистывая знакомое меню, я бросил взгляд на своего приятеля. Знакомое уже столько лет лицо со светлой бородой и всегда улыбавшимся белыми зубами ртом, и все-таки сегодня что-то в нем было не так. Несмотря на улыбку, тяжёлая тень, тёмная и беспощадная, таилась в запавших в глазницы глазах. Не ожидая вопросов, Гриша выдохнул два коротких предложения:
Я полный банкрот. Моя империя рухнула и нет надежды.
Совсем рухнула? глупо спросил я.
Да. Меня ожидают суды и, возможно, тюрьма. Не осталось ни гроша, грустно ухмыльнулся Гриша. Он был одинок и непроницаем.
Подлое чувство жалости, смешанное со скрытым, непонятным удовлетворением овладело мной. Погас мир жаркой, синей свободы, раньше времени дохнуло призраком зимы и смерти. Внезапно почувствовал, что моё горло забито пылью, но решил не сдаваться.
Гриша, давай проведём сегодня весь день вместе. Будем есть, пить вино и наслаждаться музыкой. Сделаем сегодняшний день прекрасным, свободным, и пусть звучит музыка мы будем подпевать ей, этой сладостной, гибельной, всепрощающей музыке, чтобы ощущать нашу свободу
Светлая тёплая волна смыла чёрную тень в его глазах:
Спасибо дорогой друг. У меня сегодня много дел не сердись, я просто занят, проговорил файтер, ненавидящий чувство жалости
Две минуты между жизнью и смертью
Сегодня отмечаем День Памяти погибших солдат и жертв терактов
Каждый год, в течение двух минут гудят сирены, пронизывая нутро, и мы, с поникшей головой, рассматриваем серое покрывало асфальта или бурую каменистую землю, в которой покоятся наши герои.
Две минуты так судьба распорядилась, что звонок моего друга Якова Шейни2, в тот роковой день, я пропустил всего на две минуты. Яков сказал жене, что едет со мной обедать в восточный ресторан на бензоколонке М'АЦА в Хайфе. Яков не дозвонился, поехал без меня и погиб во время теракта на бензоколонке.
Двух минут не хватило мне, чтобы встретить его, погибнуть вместе с ним или вместо него, а может, и спасти его этого я никогда не узнаю, но каждый год две минуты сирены гудят в его честь и напоминают о жестокой превратности судьбы
Мы были в компании одной:
Яков первый и Яков второй.
И он погиб отдал жизнь в жертву.
Так стал навечно Яков Первым
Белые ночи, белая грусть
Белая пора, пустые ночи,
небосвода диск тягуч и густ,
если уж писать то покороче,
растворяя белой ночи грусть.
Белая душа и грусть такая,
как её улыбка белых уст,
белый сумрак, утром, умирая,
оросил акаций белых куст.