Но услышать о плане «в пересказе доброжелателей» и «из первоисточника» «две большие разницы», как сказали бы в одном южном городе СССР. Тем более что фон Шуленбург был не только настойчив, но и искренен. Старый граф, который за свою жизнь уже «по третьему кругу» отбывал дипломатическую повинность в России, искренне верил, как в перспективы советско-германского сближения, так и в перспективы советско-германского размежевания в вопросе соблюдения интересов друг друга. Имеющиеся противоречия, по мнению дипломата с тридцативосьмилетним стажем, не являлись неразрешимыми.
Его настойчивость принесла свои плоды: на встрече пятнадцатого августа Молотов впервые согласился рассмотреть идею пакта о ненападении. Не от хорошей жизни согласился и не по одной лишь причине избыточной настойчивости старого дипломата. Больше всего «порадели» мистер Дрэкс и мсье Думенк: господа уже четвёртый день «переливали из пустого в порожнее». В свете этого мероприятия перспективы Москвы с каждым днём «переливания» вырисовывались всё отчётливее. Ей оставалось либо «таскать каштаны для чужого дяди», либо самой позаботиться о себе с предоставлением аналогичной возможности всем остальным.
«Куй железо, пока горячо!» и семнадцатого августа Шуленбург вновь напросился в гости к Молотову. Не один напросился: с инструкцией Риббентропа, которая явилась всего лишь ретрансляцией приказа фюрера. А инструкция была такой: «Германия заключит пакт при условии, что Риббентроп немедленно подпишет его в Москве».
Радостное ожидание на пару с такой же улыбкой недолго продержались на лице посла: Молотов был учтив, но холоден. А ещё он был уклончив: «мне надо посоветоваться с товарищами». Неплохо зная русский язык и русские обычаи, граф понимал, что эта партийно-бюрократическая формулировка вовсе даже не слова, а образ жизни советского чиновника. Его модус вивенди. Выполнение задания срывалось. А за такой срыв фюрер мог сорваться, на ком угодно.
Прежде всего, на самом Шуленбурге.
После непродолжительных раздумий посол решил остаться верным традициям дипломатии и дворянства и честно поставил Берлин в известность об очередном «нет» извечного «Мистера Нет». От осознания реалий фюрер повременил срываться, и, ограничившись выражением неудовольствия, лично обязал графа лично и немедленно вручить Молотову проект пакта о ненападении. На следующий день, девятнадцатого августа, Шуленбург в очередной раз «напросился в гости», где и исполнил поручение фюрера.
Долго трястись в ожидании ответа графу не пришлось: Молотов отверг план сразу же, как только дочитал его до конца. Но и падать в обморок послу также не пришлось: Молотов тут же вручил контрагенту советский проект. Как минимум, два отличия от немецкого в нём имелись и оба существенные. Во-первых, советский проект гарантировал СССР нейтралитет в том случае, если Германия станет объектом нападения со стороны третьих стран. Во-вторых, Молотов предложил дополнить пакт специальным протоколом с элементами «плана Шуленбурга» насчёт гарантий прибалтам и давления на Японию. Содержание протокола советский премьер жёстко и безапелляционно потребовал согласовать до приезда Риббентропа в Москву.
Условие насчёт протокола не смутило Шуленбурга. Впервые идея такого протокола «изошла», как раз, от Германии и, как раз, в адрес СССР. Кроме того, в постскриптуме советского варианта протокола указывалось о его существовании. То есть, он не был тайной. И граф немедленно передал в Берлин о том, что, хотя лёд и тронулся, «процесс ледохода» необходимо ускорить. На его удачу, тут и радостная для Германии весть из Варшавы подоспела: девятнадцатого августа Польша окончательно и бесповоротно отклонила «наглое требование Советов об оказании помощи жертвам агрессии». В том числе и самой Польше.
И фюрер понял: час пробил! Его час! Вчера рано, завтра поздно, значит сегодня! Потому что сегодня или никогда! И он решился. Он решился на то, о чём вчера и подумать не мог бы: обратиться к Сталину с личным письмом. Больше того: он надумал заместить собой Риббентропа, но «налёт на Москву» решил предварить эпистолой к большевистскому лидеру.
Поздним вечером двадцатого августа фюрер продиктовал: «Я принимаю предложенный Председателем СНК проект пакта о ненападении. Дополнительный протокол, желаемый Правительством СССР, может быть по существу выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день Я вторично предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр иностранных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия.»