Некоторые сомнения, конечно, были: ну как мог появиться Наум (Акива Нахум) 10 сентября 1904 г., после рождения Натана (по его словам) 31 декабря 1903 г., ведь прошло-то всего 8 месяцев и десять дней? Известно, что кормящая мать, как правило, не может зачать ребенка. Тогда как же мог родиться Наум?
Сомнения рассеялись, когда мы сделали запрос в Дирекцию Санкт-Петербургской консерватории (ведь Н. Мильштейн был студентом класса профессора Л. Ауэра). Ответ архива консерватории гласил: «Студент Н. Мильштейн 1902 года рождения действительно учился».
Такая запись была в «Личном деле» студента Н. Мильштейна.
Фото из архива Санкт-Петербургской консерватории.
Естественно, возникла необходимость еще раз пересмотреть «Книги рожденных евреев Одессы», хранящиеся в архиве. На этот раз поиск увенчался успехом: запись 2692 в «Книге рожденных евреев Одессы за 1902 год», которая подтвердила, что «11 декабря 1902 года у Кишиневского мещанина Меера Мильштейна и его жены Марьям Рухля родился сын Нусин» (см. илл. 16, 16-а). Как мы помним по мемуарам скрипача, он пишет, что родился в последний день года. Странным образом, Натан Миронович трактовал цифру своего не рождения, а обрезания, которое действительно состоялась 18 декабря, что по-новому исчислению равнялось 31 декабря. Да и год-то не 1903, а 1902! Понятно, что стать на год-два моложе приятно, особенно человеку после 4050 лет. Н. Мильштейн, в отличие от свого друга В. Горовица18, не скрывал, что они вынуждены были изменить свой год рождения на 1904 г. Более того, в своих мемуарах он об этом пишет! Однако умалчивает о том, что в 1925 г. ему исполнялось уже 23 (!) года. Причину этой странной «забывчивости» мы вряд ли узнаем, но то, что Натан Мильштейн перед отъездом за границу в Одессе не был это факт, который он сам подтверждает в своей книге. Тогда возникает вопрос: как он получил заграничный паспорт19 со столь значительным «пониженим» возраста?
Подведем итог: один из величайших скрипачей ХХ века, уроженец Одессы, Натан (Нусин) Миронович (Меерович) Мильштейн родился 11 декабря (24 декабря по-новому стилю) 1902 года, а не, как утверждают все источники, 1904 года.
ГЛАВА II
СЕМЬИ
Итак, оба юных гения «подправили» свои паспорта на 1904 г. р. и стали моложе.
Владимир Горовиц в старости утверждал, что исправления в паспортах сделал его брат Григорий.20 Кто и как сделал моложе на 2 года Натана Мильштейна пока неизвестно. Оба в детстве не знали недостатка: семьи были обеспеченными, если не сказать богатыми21 (например, телефон, по которому в квартиру Мильштейнов звонил П. Столярский много ли людей в Одессе 1915 года могли позволить себе иметь дома телефон?)22.
Одесса. Дом в котором родился Н. Мильштейн (светлый, справа). Фото автора.
Одесса. Дом, в котором родился Н. Мильштейн. Фото автора.
Отец Натана, по его утверждению, был представителем фирмы Gourland & Co, Владимира компании Westinghouse. «Мой отец был ограблен революцией, также как и семья моего друга Владимира Горовица. Правда, мы с Горовицем жили сравнительно хорошо», пишет Мильштейн в своих мемуарах [11, р. 208]. Оба с малых лет начали заниматься музыкой: В. Горовиц с пяти, Н. Мильштейн с восьми лет.
Можно добавить к этому и еще одно общее, свойственное той и другой семье это светский, европейский характер воспитания детей. В самом деле: ни один, ни другой музыкант не были религиозными во-первых. Н. Мильштейн прямо указывает на это в своих воспоминаниях: «Папа не посещал синагогу и мне тоже не разрешал туда ходить ˂˃ Папа также не посещал и русскую православную церковь» [11, р. 4]. В. Горовиц не оставил воспоминаний, но его биографы Г. Пласкин и Г. Шонберг указывают на то, что в семье ни еврейский, ни христианский обряды не осуществлялись. Так у Г. Пласкина читаем: « (Религиозный обряд не соблюдался в семье Горовицев)» [16, р. 22]. Г. Шонберг упоминает об отсутствии религиозности в семье Ванды Тосканини-Горовиц и Владимира Горовица в главе, в которой рассказывает об их дочери: «Соня росла в тени двух религий, хотя ни один из родителей не был верующим» [17, р. 233]. Это же подтверждается словами самого пианиста, сказанными им своему настройщику Францу Мору23: «Потом он обратился ко мне и сказал: «Моя жена католичка. Но Ванда, она ни во что не верит. Она не ходит в церковь». Он продолжал: «Меня считают иудеем, однако я никоим образом не связан с верой» [87, c. 44]. Во-вторых, родным был для них русский язык (оба ко времни отъезда на Запад владели французским и немецким) и оба, конечно, были воспитаны на русской культуре24.