Пролог
Впервые я столкнулся с тьмой, когда мне едва исполнилось тринадцать. Мои родители не были глубоко верующими людьми. Мы не ходили семьёй в церковь по воскресеньям, как это делали наши соседи, не заучивали цитаты из библии, а наш обед начинался не с прочтения молитвы, а с раздачи подзатыльников мне и шестерым моим братьям.
Мой отец, выросший в семье священнослужителя, как ни странно не разделял взглядов своих родных и люто ненавидел церковь. К сожалению, истинную причину этого я узнал слишком поздно
Возможно, мне повезло, возможно, как сказал бы мой дед, меня отвёл Бог, но как бы то ни было, события того вечера превратили мою жизнь в ад
Я не помню, какие причины задержали меня в тот вечер, но домой я пришёл на час позже положенного и уже был готов получить от отца новую порцию побоев. Он ненавидел, когда что-то шло не по плану, установленному им.
Распахнув двери дома, я сразу понял что-то не так. Дом словно был зажат в тиски и, казалось, его должна наполнять тишина, но её не было. Громкие всхлипы разрезали воздух на части, и чем ближе я подходил к столовой, тем громче они становились.
Ужас сковал каждую клетку моего тела. Мне хотелось убежать прочь от этого места, но что-то заставляло меня двигаться дальше. В момент, когда я осмелился переступить порог столовой, моя жизнь разделилась на «до» и «после»
За столом, как обычно, сидела вся моя семья: мама в своём любимом платье в мелкий голубой цветок, которое она надевала только по особым случаям; братья с зализанными волосами в своих лучших рубашках. Всё было бы как всегда если бы не кровь, тонкими струйками стекавшая с их перерезанных глоток. Эту картину я пронесу с собой через всю жизнь.
Единственным живым человеком на этом пиршестве смерти был мой отец. Он сидел во главе стола, сжимая в руке широкий окровавленный нож, и рыдал навзрыд.
Неожиданно рыдания стихли, и столовую наполнил жуткий смех. Отец воткнул нож в стол и поднял на меня глаза:
Ты опоздал на ужин, протянул он, и я словно прирос к земле. Ты ведь знаешь, как я не люблю этого.
Смотря в его безумные глаза, меня обуял ужас. Человек, сидевший напротив меня, уже не был моим отцом он был монстром. Монстром, убившим свою семью.
Ты слышал, что я сказал!!! он резко выдернул нож и поднялся с места, в то время как я не мог сделать и шага.
Внезапно отца затрясло, и из его горла вырвался сдавленный всхлип.
Уильям, сынок слёзы покатились по щекам отца. Я не хотел Он заставил меня сквозь всхлипы произнёс он.
Кто?! неожиданно для себя выкрикнул я, не узнав собственный голос. Кто заставил тебя уже прошептал я.
Беги пожалуйста, беги, отец поднял на меня глаза полные слёз. Беги, иначе он заберёт и тебя
Крепче сжав нож в руке, он принялся спешно вычерчивать что-то на столе.
Прости устало произнёс отец и, резко вскинув руку, перерезал себе горло.
Дальше я не помню ничего
Очнулся я спустя несколько дней в доме у деда. Похороны моей семьи уже прошли, а тягостная атмосфера боли от пережитого, только начала разгораться внутри меня.
Прежнего беззаботного мальчишки не стало он умер вместе со своей семьёй. Во мне что-то сломалось, и я выбрал дорогу, которую мой отец никогда бы не одобрил. Я стал экзорцистом. И этот путь привёл меня к смерти.
Со временем я нашёл и купил стол, за которым погибла вся моя семья. Стол, на котором отец оставил свою прощальную записку.
Стерев толстый слой пыли с дубовой столешницы, я увидел имя, имя, повергшее меня в ужас. Зиминар. Этот древний демон, как сорняк, взросший в душе, наполняет её тьмой и, если он пустил в вас свои корни вы уже ничего не сможете сделать. Желание убивать не оставит вас и после смерти.
Я положил жизнь на его поиски. И, теперь, я чувствую, как это зло прорастает во мне. Я проиграл, положившись только на себя. Мне оставалось немного. А сейчас, когда уже ничего не исправить, я молю Бога только об одном успеть передать знания о том, как уничтожить это древнее зло, следующему поколению экзорцистов.
Я молю Бога об этом
Ледяной порыв ветра настежь распахнул двухстворчатое окно и бесцеремонно смёл со стола кипы исписанных, пожелтевших листов бумаги. Коренастый мужчина, сидевший на ветхой табуретке, поправил упавшие на лицо седые пряди и, крепче сжав перо в руке, продолжил писать.
Я успею Я должен успеть, пробормотал Уильям и вытер со лба бегущие струйки пота.