***
Все в нашей семье любили КВН, отец любил и смотрел, мама. А я относился к нему, так сказать, профессионально, и поэтому не любил. Все считали меня очень остроумным парнем, мне всегда удавались разные шутки, приколы, колкие высказывания, сильные сравнения. И мне нравилось, что ко мне так относятся, что я популярен, не в мировом масштабе, конечно, но тем не менее. Многие девушки тоже «клевали» на меня, на эдакий центр внимания, искрящийся и неугомонный. Так было в школе, университет и после него. Я зарабатываю на жизнь КВНом, и может это и не самая престижная работа, но она мне нравилась все это время, и давала все, чего я хотел: самоудовлетворение, самореализацию, популярность и хорошую оплату. Работа в КВН была почти официальной государственной службой: мы, можно сказать, элитное подразделение идеологической машины, имеем хорошие льготы, нас везде принимают и закрывают глаза на какие-то слабости. У кого-то это наркотики, у кого-то алкоголь, а у меня хотел бы думать, что их нет, но, посмотрев правде в глаза это женщины. Я вынужден признать, что мне сложно пропустить хотя бы одну юбку. Хотя это выражение уже устарело, ведь юбки-то уже почти никто и не носит, кроме каких-нибудь старушек, тайно посещающих какие-то сборища вместо церкви. В общем, будь то юбка или бесформенные штаны на бедрах женского пола, мне уже сложно себя контролировать, начинает запускаться какой-то неведомый механизм, и я уже практически профессионально, с годами отточенной техникой захватываю это создание в свою власть, которая кажется мне безраздельной. Конечно, меня быстро отпускает, и женщина, поддавшаяся моему бесспорному обаянию, и отдавшая себя всю мне без остатка, выбрасывается вон. Одна из них даже как-то крикнула мне в слезной злобе, после того, как я ее бросил, что, мол, мои эмоции такие же мелкие как смайлики, которые я использую в переписке. Поэтично, ничего не скажешь.
Казалось, а что тут такого, на что стоило бы закрывать глаза тем, кто находится над нами? Дело в том, что среди разрушенных мною сердец попадаются те, что принадлежат дочкам видных деятелей нашей эпохи, и это (хе-хе, как ни странно) вызывает очень негативную реакцию их папаш. Наверное, меня бы уже давно лишили не только моей работы, но и некоторых очень важных органов, если бы не мое место работы и положение, которое я в нем занимаю.
В общем, я совершенно доволен своей жизнью, иду по ней легко, лечу как беркут, плыву как акула: в общем, с чем хотите, с тем и сравнивайте. Но порой я чувствую, что на меня как-будто нападает кто-то внутри меня, и начинает есть, грызть, всплывают в памяти все эти красавицы и не очень, которые прошли через меня, или я через них, не знаю. Да, понимаю, что звучит это, как в какой-то мелодраме про ловеласа и неотразимого мачо с затаенным чувством вины. Но эта штука, которую называют устаревшим словом «совесть», она реально каким-то непостижимым образом оказалась во мне. И я совершенно не могу понять, как так вышло. Ведь с ней в наше время не живет ни один здравомыслящий молодой человек. Спросил у деда, а он мне сказал вообще крамольную вещь: сослался на некоего Иоанна из Кронштадта, что-то из серии того, что совесть это глас Бога в сердцах человеческих.
Так продолжалось несколько лет. Пока не произошел один очень странный случай. Как говорят в таких ситуациях, этот случай перевернул мою жизнь. И, думаю, перевернул он ее с головы на ноги
***
Папу забрали в психиатрическую больницу, когда мне исполнилось 18 лет. Не знаю, может, не хотели отдавать меня в детдом. Они и так у нас переполнены. Не спасает ни простой порядок усыновления и удочерения, ни разрешение брать детей однополым парам, ни пропаганда «дети должны расти в семье». Кажется, эта система сама себя окупает и питает: одни сотрудники соцслужбы забирают детей у нормальных родителей, другие отдают их либо тем, кто дал за это деньги, либо является человеком, которого неодолимо тянет к другим людям его же пола. Такой круговорот детей в России получился. Бог уберег меня, и я успела достичь совершеннолетия до того, как папу признали недееспособным и поместили в лечебницу.
Конечно, лечебница только название. Причем название, которое совершенно не отражает то, чем занимаются там люди. Я читала, что в советские времена людей помещали в психбольницы, если они были инакомыслящими. Что-то очень похожее происходит и сейчас.
Мой отец выходил на улицу и убеждал прохожих, чтобы они задумались над тем, что происходит вокруг них. «Последние времена Вот когда мы живем Храмы закрывают, священников рассевают по земле, подтачивают церковь изнутри. И, главное, как у них все хорошо получается!», так он говорил. Люди, в основном, шарахались от него, обходили подальше. Он действительно смахивал на «городского сумасшедшего». Единственное, то, что он говорил не было бредом или навящевыми идеями. Это происходило вокруг нас и казалось страшным сном, кошмаром, который сейчас, вот-вот, закончится, и все станет как раньше.