Во-вторых, кажется, внешнее восприятие ни одной из постсоветских стран не обременено таким количеством широко принятых, «бродячих» стереотипов и клише, как восприятие Республики Беларусь. Между тем, ещё приглядываясь со стороны, то и дело догадываешься, что в действительности не так всё просто с этой страной. Хочется пойти и посмотреть самому, заглянуть под внешнюю оболочку, разобраться, насколько расхожие стереотипы соответствуют реалиям.
Не будем оспаривать очевидное. Не только у российского обывателя, но и у многих представителей отечественного политического класса и даже экспертного сообщества представления о Республике Беларусь априори складываются на основе примерно следующих посылок:
1) «Беларусь, в отличие от ряда других союзных республик, не добивалась в 1991 году выхода из состава СССР и независимости. На путь становления и развития суверенной государственности она встала вынужденно: её, можно сказать, вытолкнули на него. И этим вынужденным выбором население Белоруссии до сих пор тяготится: если бы оно было поставлено ныне или ранее перед прямым выбором, то предпочло бы жить в едином государстве с Россией, а не строить своё собственное»;
2) «Беларусь наиболее консервативный (советизированный) фрагмент постсоветского мира. Там сохранено больше, чем, где бы то ни было ещё, элементов наследия советской субцивилизации: в экономических и социальных практиках, в политике, идеологии и культуре»;
3) «Белорусы не вполне отдельная от русских нация. Это, скорее, региональная, а не этническая общность. Белорусский язык не самостоятелен, он местный диалект русского языка. Тем более что он по факту не является основным языком общения в стране и не выдерживает конкуренцию с русским языком ни в общественно-политическом обиходе, ни в сфере деловых отношений. Даже Президент Республики Беларусь А. Лукашенко публично белорусским языком не пользуется. Слабость позиций национального языка подтверждает неочевидность существования белорусской нации как исторической реальности. В этом свете белорусский национализм, встречающийся, прежде всего, среди местной интеллигенции, есть либо недоразумение, либо следствие вражеских происков»;
4) «Белоруссия младшая сестра России. Население Белоруссии Россию любит, уважает, признаёт старшим членом семьи, и, в отличие от некоторых других новообразованных государств, никаких исторических претензий к России не имеет».
Сейчас, после годового погружения в материал в белорусскую действительность мы можем утверждать, что назвать подобные представления ложными на сто процентов нельзя. Они не лишены оснований, в них, безусловно, есть какая-то доля правоты. Но и принимать их за чистую монету, тем более, строить на них далеко идущие выводы, точно не стоит. Сам по себе более чем четверть вековой опыт существования суверенной белорусской государственности заставляет усомниться в их достаточной глубине, полноте и точности. Непредвзятый взгляд на Беларусь сразу скажет: не так всё просто с этим случаем. Один только стаж белорусской независимости требует перестать смотреть на РБ как на нечто исторически случайное, промежуточное, временное, от чего-то к чему-то переходное. Продуктивней и перспективней исходить из того, что в лице современной Беларуси мы имеем дело с оригинальным историческим феноменом. Беларусь уже состоялась как суверенное государство: со своей особой исторической сценарностью, с самобытным общественным укладом, со сложившейся властно-политической моделью. Нужно уважать этот факт, и тогда появиться шанс по-настоящему «понять Беларусь».
Как мы занялись Беларусью: выбор концепции и методологии
В 1990-е годы в качестве методологического ключа при изучении постсоветского мира чаще использовались концепции «демократического транзита». Но постепенно выяснилось, что они довольно поверхностно и слишком идеологично трактуют многие важные вопросы, в частности, природу «советского» и смысл перехода от «советского» к «постсоветскому». Образно говоря, этот стык априори трактовался транзитологами как переход из царства тьмы в область света.
Обнаружилось, в частности, и то, что усиленный акцент на анализе институционального развития, свойственный транзитологическим подходам, не всегда приводит к пониманию сути происходящего в конкретной стране. Пробуксовывает также и нормативистский вариант, ориентирующий исследователей, прежде всего, на изучение нормативно-правового каркаса жизни постсоветских стран. И тот и другой подходы, конечно, дают приращение знания, но не раскрывают чего-то исключительно важного, не приводят к подлинным интеллектуальным прорывам.