Он был лыс, носил очки, седую бороду и усы. Выглядел и вел себя точно так же, как тысячи других пожилых джентльменов. Экономка помнила его очень хорошо, но ничего примечательного рассказать не могла. Особенных увлечений у него не было, близких друзей тоже. Просто одинокий старик, и больше ничего. Разве что одна странность: на столике рядом с кроватью у него всегда стояла фотокарточка.
– Где она теперь?
– Увы, мсье, пришлось ее уничтожить вместе с прочими вещами. Там ничего ценного не было, а покойный оставил на сей счет очень четкие указания.
– Кто был на фотографии – мужчина или женщина?
– Ну разумеется, женщина, мсье!
– Вы знаете, кто она?
– Не уверена, но, кажется, догадываюсь. Правда, фотокарточка была сожжена до того, как я смогла сравнить...
– С чем сравнить?
– С картинкой в книге, которая попалась мне на глаза позднее.
– Это была та же самая женщина?
– Да.
– Как ее звали?
– Если я не ошибаюсь, это очень грустная история, мсье. Она была принцессой, дочерью русского царя. Стоило мне увидеть картинку в книге, и я ее сразу узнала. Ее звали Мария, но домашние называли ее Мэри...
Глава 1
Долги надо платить
Этот паркинг по нынешним временам стоил целое состояние – каждый квадратный фут потянул бы на тысячи и тысячи фунтов стерлингов. В принципе здесь можно было бы разместить четыре больших автомобиля или полдюжины малолитражек, однако тут парковались всего две машины. На остальной площади был разбит сад; старый садовник круглый год выращивал на клумбах соответствующие времени года цветы; обходился сей каприз весьма недешево. На этом участке можно было бы построить офис, и многие лондонцы считали, что именно так и следовало давным-давно поступить. Люди подобных взглядов любят порассуждать о неиспользованных возможностях, выброшенных на ветер деньгах и пускании пыли в глаза. Вместо стоянки для двух машин и сада, являвшихся непозволительной роскошью для перенаселенного города, где земля стоила очень дорого, можно было бы соорудить что-нибудь функциональное. Рассуждение вполне разумное, основанное на здравом смысле и практицизме. Однако зиждилось оно не столько на рационализме, сколько на эмоциях, точнее говоря, на зависти. Землевладельцы, президенты компаний, старшие партнеры промышленных корпораций и прочие важные люди, излагавшие подобную точку зрения, просто завидовали.
Паркинг принадлежал банковскому дому «Хильярд и Клиф», расположенному по адресу улица Ательсгейт, 6. Никто не имел права ставить здесь свою машину, кроме двух старших партнеров. В Сити даже рассказывали, что во время какой-то церемонии в соборе Святого Павла из Букингемского дворца неофициально попросили разрешение использовать автостоянку для некой особы королевского дома – так даже высочайшая просьба была проигнорирована. Впрочем, о банке «Хильярд и Клиф» ходило множество самых различных сплетен.
В это весеннее утро, как и во все прочие дни, величественный синий «бентли», принадлежавший сэру Хорейсу Мэлори, притормозил перед въездом на стоянку; шофер вышел из автомобиля и открыл специальным ключом золоченую цепь, ограждавшую заветные пределы. «Бентли» встал бок о бок с огромным черным «линкольном». Недовольно ворча, Мэлори выбрался из машины.
– Хорсфолл, заберете леди Мэлори в одиннадцать. Она поедет, насколько мне известно, сначала в универмаг «Хэрродс», а потом в Берлингтон-хаус.
– Слушаюсь, сэр Хорейс. Значит, в пять?
– И ни минутой позже.
Семидесятивосьмилетний сэр Хорейс привык ровно в пять двадцать сидеть уже у себя дома, в Уилтон-Плейсе, причем с бокалом виски в руке.
– Нарциссы в этом году неплохие, как по-вашему?
– Да уж лучше, чем у меня в саду, сэр.