Папа был настолько авторитетен для нас, что мы верили каждому его слову. Шутить он любил, но никогда не обманывал и не поддевал шуточками. Был строг в обещаниях, всегда держал слово и ни на минуту не опаздывал. Вся его жизнь была подчинена армейскому уставу, милицейской дисциплине, за которой он тщательно следил.
Люда Филимонова.
Мой папа старался поддержать каждого в любых его задумках и начинаниях. Отцовских знаний и физической силы вполне хватало, чтобы многие испытывали при нём и трепет, и уважение. Поддерживал он и меня, не ругал, если у меня что-то не получалось. Но однажды он всё-таки наказал меня и то не по настоящему, а снял ремень, сложил его в петлю и потряс им в воздухе, сделав жутко недовольное лицо. Это случилось, когда я у своей подруги попросила поиграть домой куклу, а отец всегда мне говорил, чтобы в дом ничего чужого не носить, беспокоился за кражи. Время было голодное и бедное, и дети воровали друг у друга игрушки. Вот отец меня тогда и вразумил этим ремнём. Вообще-то, так поступали почти все родители: следили за детьми, и если в доме появлялась даже пуговичка, то сразу допытывались, откуда она, и заставляли вернуть обратно и обязательно попросить прощение.
Несмотря на строгость со стороны мамы, мне часто хотелось поделиться своими печалями или радостями именно с ней, но она этого не позволяла. У мамы был какой-то свой личный воспитательный устав строгий, краткий и взыскательный. Она сторонилась моих фантазий, считая их глупостями. Помню день, когда, сдав экзамены в университет, я узнала, что зачислена на первый курс. Как на крыльях я летела домой, чтобы рассказать эту новость маме. Вбежала и радостно кричу: «Мама, мама, я поступила!» А она мне недовольно в ответ: «Где тебя носит? Почему так долго?» И давай ругать меня, что я ее не слушаюсь, что где-то болтаюсь, а она вся переволновалась, перенервничала, и тому подобное. Потому душевные разговоры я вела с отцом.
Нет, не подумайте, мама была не злой, просто к ней нужен был какой-то особый в её понимании подход. У меня тоже был характер непростой, боевой, и у отца такой же, а мама была, пожалуй, послабее нас, вот и выстраивала для себя всякого рода защиту, для своего же спокойствия: сначала как следует поругает меня, а потом сядет и плачет, то ли от бессилия, то ли от обиды Нет, скорее всё же от бессилия, оттого, что не может справиться со своими переживаниями. Я обниму её, поутешаю, поцелую, и она вроде как поначалу смягчится сразу покормить меня спешит. После слез она всегда добрела. Я поверю и на радостях плюхнусь за стол, а она мне опять: «Почему руки не помыла? Почему платье не переодела?» И давай ворчать
Я не обижалась и понимала её уже тогда. У папы была непростая и опасная профессия: сколько раз ему приходилось рисковать собственной жизнью, потом война, оккупация, голод и нужда, вот и тряслась она за меня за кровинушку свою единственную, как она, пусть нечасто, но меня называла. Ругать-то ругала, а сколько раз во время войны она последний кусок хлеба отдавала ради того, чтобы покормить меня, сколько раз сидела долгими ночами около меня больной. Случилось, что и своё приданое раздала, чтобы выходить меня от воспаления лёгких. Помню, заболела я лет в восемь, болела тяжело, можно сказать, умирала, так мама меня и выходила: сидела со мной день и ночь и лечила, а ещё молилась. Нет, это я позже поняла, что молилась. Видела, как она, нет-нет, да зажжет свечечку, стоит и что-то подолгу шепчет в углу. Я стеснялась спросить, а она не объясняла ничего».
Детство, опаленное войной
Дети войны Именно они, родившиеся на рубеже тридцатых-сороковых, голодные, обездоленные, в большинстве своём и стали носителями высокой нравственности, целеустремлённости и честности в нашей стране в конце шестидесятых. На них, детях войны, выживших под пулями и бомбёжками, стремительно росли и поднимались советская промышленность и наука, здравоохранение и сельское хозяйство. Заданного ими импульса хватает ещё и на нынешнее поколение.
Дети войны. Слева в шапочке Люда Филимонова. 1945 г.
По-детски восторженные воспоминания о родителях, особенно об отце, соседствуют в воспоминаниях Людмилы Георгиевны с картинами тяжелой московской жизни периода Великой Отечественной войны. Раннее детство Люды Филимоновой также прошло под бомбежками, поскольку семья жила у Бородинского моста, стратегически важного объекта, который немцы пытались уничтожить постоянными авианалётами.