Она не только не запиналась в полной темноте, но еще и тараторила при этом:
- Приутили и выгнали! - Настя так и произносила "приутили": она думала, что "у" от "утенок гадкий", которого в сказке все не любили... Всю свою сучность они показали мне... (а слово "сучность" она тоже произносила именно так, с буквой "ч", думая, что оно от слова "сука", "сучьи дети").
- Ах, сердце занялось... - бормотала тетя Фая. - Вот они, ученые-то люди! Вышарили девку. Простые-то так не сделают, нет. Народ, он не такой...
Настя сразу заметила, что квартира изменилась: стены выпученные, в клопиных веснушках. Или ей после квартиры Ивановых здесь так?.. Память вытолкнула, как Настя здесь делала чертиков и рыбок, чертиков и рыбок... Тетя Фая включила радио и укорила его:
- Ты утром говорило, что снега не будет, что ветер стихнет! А ничего не потеплело. Зачем ты меня обманываешь?
Ответило радио:
- ...честь и совесть простого народа. В эфире передача пермского радио "Писатели у микрофона". Выступает писатель К-ов...
- Добрый вечер! - немного не своим голосом начал писатель. - В литературе сегодня чувствуется забота партии о нас, молодых...
Ничего себе, подумала Настя, писатель К-ов старше Цветы на десять лет, а считает себя молодым писателем... у Ивановых он критикует эту партию, а тут благодарит... А Настю приучают правду говорить еще...
Тут тетя Фая выключила радио.
- Ой, скота, скота... Вышарили девку. - Она пощупала пальто и поморщилась: - Шерстишка-то плохонькая, никто не возьмет.
Но Настя уже не слушала ее - она сомлела, задремала. Тетя Фая бросила на пол фуфайку, Настя повалилась на нее и захрапела.
Утром тетя Фая начала упрекать радио: оно говорило, что хлеб не подорожает, а хлеб подорожал ведь! В ответ послышался голос артиста Леонова, сдобный такой, какой у него бывает в ролях пьяниц. Голос сказал:
- Курица свежая... и яйца свежие, вчера еще были в жопке... рынок это рынок...
Настя открыла глаза и увидела, что "Леонов" сидит здесь и считает деньги. Красные его глаза окружены коричневыми кругами, как на иконах. Будто он что-то вредное для здоровья, но полезное для народа вытерпел.
- Теть Фай, где мое пальто? Пойду я...
- Шелупонь! - басом крикнул "Леонов", и она поняла, что надо молчать.
- Няргушу-то пите? - с пермским акцентом спросила тетя Фая.
- Какую няргушу? - спросила Настя.
- Брага. Мужики ее выпьют и няргают, стонут. Куда ты, Наська, без пальто пойдешь! Холод ведь... замерзнешь. Вон у тебя что с носом - по этим соплям можно в окиян выплыть.
Тетя Фая сказала "окиян" и "сопли", Настя вспомнила, как плакала Сонечка: "Ага, у меня сопли, а у принцесс не бывает соплей!"
Значит, продали на рынке Настино пальто и купили еду: курицу, яйца... ну и ну! Показали что? Свою сучность... Ивановы, конечно, дураки; дураков, конечно, много, но все они злые, а Ивановы - добрые дураки.
Настя заскулила и сразу же увидала, как над ее головой навис огромный кулак "Леонова". Она замолчала. Но из кулака вдруг на нее посыпались... семечки.
- Дай девке хлеба-то! - сказал он тете Фае.
- А пошел ты! - отмахнулась она.
- Пошел бы я, да очередь твоя... - "Леонов" сам протянул Насте кусок.
Два паучка опустились к Насте на плечо. Она осторожно стряхнула их, но паучки не стряхнулись, они повисли на паутинках перед носом Насти, как две добрые вести.
Слово к читателю
Наш терпеливый друг! Тебя ждет здесь небольшая неожиданность. Дело в том, что следующие восемнадцать страниц романа пропали. Их сжевала кошка, обустраивающая гнездо для своих будущих котят. Она сжевала их очень добросовестно - в вату такую бумажную превратила. И мы не помним, о чем там шла речь, зато хорошо помним выражение кошкиной морды: "Какая обида! Они еще чем-то недовольны! Я стараюсь, строю дом, жую эту мерзкую бумагу, рожаю им первосортных котят - чего им еще-то!..