Не правда ли?
В ответ Иван Дмитриевич в той интимной манере, с какой ссылаются на секретную служебную инструкцию, процитировал;
— «Один из лам уверял меня, что при моем знании буддийской философии и умении сосредоточиться на абстракциях я тоже мог бы попробовать себя в искусстве создания тулбо…»
В паузе Рибо спросил:
— Как вы сказали? Тулбо?
Не отвечая, Иван Дмитриевич закончил цитату:
— «Может быть, я и достиг бы в этом кое-каких успехов, но авансом с меня запросили такую плату, что пришлось отказаться от уроков монгольской магии. Цена их превосходила возможности моего кошелька». Так, — подытожил он, — пишет Петр Францевич. Но вы полагаете, что…
— Была у меня такая мысль, — не дав ему договорить, сказал Зейдлиц, — вы правы. Была, но я от нее отказался.
Смысл этого диалога остался загадкой для всех, кроме Довгайло.
— Вы прочли мою статью? — изумился он. — Лелечка, они прочли мою статью в «Трудах Географического общества»! Боже мой! Мне рассказывали, что в полиции и в вашем, ротмистр, ведомстве есть штатные медиумы и астрологи, но я не верил…
— Хватит! — рявкнул Зейдлиц. — Снимите шарф!
— Что-о? — неожиданно звонким голосом возмутился Довгайло, забыв, что он должен сипеть, как сифилитик.
— Шарф! Потрудитесь снять его. Что вы под ним прячете?
— Вы с ума сошли! — взвизгнула Елена Карловна. — Мой муж болен, у него повреждено горло…
— Изнутри? Или, может быть, снаружи?… Ч-черт! Кто там еще? — выругался Зейдлиц, заслышав дверной колокольчик.
Звонок был какой-то пьяный. Иван Дмитриевич нащупал в кармане револьвер, но тут же оставил его в покое. Приблизившиеся по коридору шаги, легкие и тоже как будто пьяные, сказали ему, что это еще не те, кого он ждет и кто должен появиться с минуты на минуту.
Распахнулась дверь, на пороге стояла Зиночка. Без пальто и без шляпки, растрепанная, в перекрученной на поясе юбке с забрызганным грязью подолом, она дикими глазами обвела гостей, увидела Довгайло и медленно двинулась к нему, бормоча:
— Это вы, вы, Петр Францевич… Вы… Он доверял вам, как отцу, а вы…
Килин приобнял ее за плечи и попытался усадить на стул рядом с собой, но Зиночка, внезапно оскалясь, отпихнула его локтем.
— Вы, — говорила она, задыхаясь и гримасничая, — вы внушили ему, что они есть, и теперь он мертв, мой Феденька, он умер, потому что вы… Вы…
— Мертв? — ужаснулся Довгайло. — Федя мертв?
Зиночка сомнамбулически задвигала искусанными в кровь губами. Она старалась высосать из пересохшего рта остатки слюны, чтобы плюнуть ему в лицо, но на это ей не хватило сил. Иван Дмитриевич увидел, как лицо ее вдруг выцвело до потусторонней белизны. Так бывает, когда где-то рядом сверкнет молния, в чьем блеске умирают все цвета. Покачнувшись, она стала оседать на пол. Килин успел поддержать ее, обхватил за подмышки и потащил к дивану. Все повскакали с мест. Кто-то уронил стул, разбилась чья-то чашка.
— Идем! Идем отсюда! — говорила Елена Карловна, подталкивая мужа к выходу.
В суматохе они не замечали, что хозяйка дома подкрадывается к ним сзади, но Килин заметил и все понял без слов. Бросившись туда же, плечом оттирая разъяренную профессоршу, норовившую выцарапать ему глаза, он схватил Довгайло за руки, а Каменская несколькими круговыми движениями размотала и наотмашь сдернула с него шарф. Ее финальный жест напомнил Ивану Дмитриевичу о том, как затравленный Микки, умирая, сорвал маску с лица человека в черной крылатке. Шарф отлетел в сторону, и на оголенном горле возле «адамова яблока» открылись багровые, в давно засохшей кровяной коросте следы обезьяньих когтей.
28
Зиночка была в глубоком обмороке. Пока Килин и Шахов перетаскивали ее в спальню, Иван Дмитриевич коротко изложил обстоятельства гибели Рогова. Слова, сказанные им перед смертью, у Зейдлица удивления не вызвали.
— Понятно, — кивнул он. — Жаль, что я не арестовал его сразу. Вчера мы с ним встречались, и нетрудно было предвидеть, что при таком характере он может покончить с собой.