Чей тот алтарь, кому кадила
Льют благовонный аромат,
К кому игривые ветрила
Немногих ласково манят?
Твоей приветливой лампады
Я скромный пламень узнаю,
О дружба, лей бальзам отрады
На душу скорбную мою!
Как часто, шумною толпою
Амура жертвенник стеснен
И как недолго пред тобою
Народ коленопреклонен!
Кого любви поток могучий
В свои невольники завлек,
Кто сердце бедное изжог,
Питаясь лавою кипучей;
От чада страсти угорел,
Тревожным газом напитался,
Кто от травы одурел
И ярким блеском ослеплялся:
Твоим живительным огнем
Ты прогоняешь чад волшебный,
Мы здесь найдем бальзам целебный
Перед пустынным алтарем;
Но почему, тебя спрошу я,
В пустыни дикой ты живешь,
За чем, от юности тоскую,
Тебя едва, едва найдешь?
С тобою люди не сживутся,
Тебя изгнал коварны свет:
Друзья у каждого найдутся,
А между тем все друга нет!
Но говорят хоть редковато
Однакожь водятся друзья,
(Слыхал об этом как-то я),
Но отыскать их трудновато,
Порукой каждая семья:
Между родных взаимной службы
Обязанность соблюдена;
Но пить любви не скреплена
И все-таки он без дружбы;
Заглянем ли в семейный круг,
Любовь является наружу,
Жена, при каждом слове, мужу
Кричит приветливо: мой друг!
Но друг ли он? о том ни слова,
Не будем говорить пустова,
Сознаемся на этот раз,
Что это милое названье:
Одно обычае созданье,
Дочь политических проказ.
Я не один и нас не двое,
Монтань о друге говорит,
Иначе кто определить
Душ сочетание святое?
Оно супружества оплот,
Фундамент крепкий Гименея,
С ним благодарная Астрея
Свой век в семейство ниспошлет
Блажен, кого дитя Цитеры
Своей стрелой не пронизал,
Кто брал спасительные меры
И страсть рассудку подчинял:
Ее порыв, дыханье бури,
Перегрохочет и пройдет,
И на безоблачной лазури
Опять луч солнечной блеснет;
Но тот, Гименова кто дара
Как воду для себя просил,
И этот дар употребил
Для потушения пожара:
Несчастлив бедный, жалок он,
Надолго в цепи заключен,
Мученье вздохов бесполезных,
Источники потоков слезных,
Утехи сердцу не дадут
И слабые, не раскуют
Оков невольника железных:
Он погружен в пучину мглы,
Свободе сделана граница,
Для сердца создана гробница,
Душе тюрьма и кандалы,
Тут сплин невольно обуяет,
Невольно рано отцветешь,
Бряцанье цепи убивает,
А злой металл не разорвешь.
Страсть разлетается сначала,
Как лист весеннего цветка,
Потом ее как не бывало,
Лишь язва в сердце глубока
Так, с возрастающею силой
Валы пронизывая вод,
Гремя над влажнею могилой,
Летит чрез море пароход;
Морскую пенит он пучину;
Внутри его горит пожар,
Но что же двигает ее? пар!
Теперь по морю он несется,
Когда же к пристани придет,
Зальют огонь и все уймется
На рейде сядет пароход.
Благословен залив прибрежной
И прочные твои скалы,
В тебе под бурею мятежной
Не страшны более валы!
Достигнув берега крутого,
Смеемся мы усилью вод;
Но, час спокойствие святого
Под вечер жизни настает:
Не верю я пустым воззваньям,
Поэтов модных модный бред,
Не верю разочарованьям
Во цвет юношеских лет;
Бывает, что вода на море
Утихнет, но не верьте ей:
Морочат изстари людей
Погода, женщины, и горе,
И время жизненной весны
Еще не время тишины;
Что тигр уснул, в том толку мало,
Седой наш опыт говорит,
Что возмущаемо бывало
И дуновенье возмутит
Конечно, иногда невольно
Как будто станешь утихать;
Но класс окончился, довольно,
Пойдемте к старику опять,
IX
При входе нашем мы заметим
Еще прибывшее лицо
Явился отрок на крыльцо
И первые его мы встретим;
Он не надолго посетил
Уединение селенья,
На летний месяц от ученья
Его директор отпустил.
Ктожь этот первый чужестранник,
Пансионер, семинарист?
Нет, он Губернский гимназист,
Отца Иосифа племянник.
Я согрешил немного тут,
Простите, часто забываю,
Насилу вам я объясняю
Как старца нашего зовут.
По детским шалостям и видам
Они сошлись между собой,
В приязни дети? Точно так!
Поверьте мне, что дружба эта
В душах, е менее никак