Сказать прямее, на кладбище.
И вдруг, среди плачевных мест,
Рукой опершийся на крест,
Старик, с седою бородою,
В уединении стоит
И зорко на луну глядит;
Ступая тихою стопою
К нему подходит Леонид:
Так вот, он мыслит, приведенье
Ну, точно, чудное явленье!
Еще однакож не мертвец,
А мира здешнего жилец.
Блуждает он непроизвольно,
Он, как поэзии сыны,
Идет, не оставляя сны,
Влиянью подчинясь невольно,
Подруги пламенных луны.
«Андрей!» Лунатик содрогнулся
Навзничь на землю полетел
И озираясь закряхтел;
Потом невольно улыбнулся
И с удивлением сказал:
«Кой чорт! Как я сюда попал?»
Тебе конечно слишком спится;
А от меня так сон бежит»
Ему заметил Леонид:
И нам с тобою не лежится.
«Все так, да-только, иногда,
С моей ходьбой плохие шутки,
Они мне, барин, больно жутки
И с ними право мне беда:
Случалось мне залезть на крышу,
В подвале ночью побывать,
Затылком лестницу считать,
Лишь только имя я слышу;
Нет видно сыну мне велеть
Построже за собой смотреть.»
Не худо; вместе мы ходили,
Дремали оба, я и ты;
Но мы друг друга разбудили
И ото сна и от мечты;
Тебя боится все селенье
И суеверные кричат,
Что ходит ночью приведенье,
Лихой колдун и супостат.
Не редко в жизни так бывает,
Что даль предмет усугубляет;
А подойдешь, да поглядишь,
Гора тотчас рождает мышь.
VI
Теперь Морфеевых явлений,
В деревне, с утром прекращон
И с труппой легких сновидений
В столицу перебрался он.
За ним взвились и полетели
Актеры всего его толпой:
Прислужников крылатый рой
Его волшебной колыбели.
Он там заботы гонит прочь,
Восходом солнца презирая
И ставни дома затворяя
Творить искусственную ночь;
Но труд, с зарею пробуждает
Ему покорное село,
И враг Морфея поднимает
Свое потливое чело.
Он здесь господствует, он дани
Сбирает верно каждый день,
К себе воздвигнутые длани
Здесь редко повстречает лень;
Жрецов ей мало; но в столице
Она пленяет красотой
И носится по мостовой
В своей покойной колеснице.
Там рукоплещет ей народ,
Ей раболепствует невольно,
Она с него самодовольно
Дань изобильную берет.
Самовластительно владея
Толпой огромною, она,
Как благодетельная фея,
Вознесена, упоена;
Ее лелеют и ласкают
Враги занятий и работ,
Они личину надевают
Служебных, будто бы, забот:
Друзья одной тревоги вздорной
И бестолковой суеты,
Они под маскою притворной
Обильно рвут ее цветы;
Забавы разные роями
Им производят каждый день,
Дарит их новыми плодами
Изобретательная лень;
Но говоря чистосердечно,
Не все ей ставят алтари,
Ей грубиянят бесконечно
Судебных мест Секретари;
Военный, в службе, на параде;
Ученый, при своей лампаде,
И неусыпный стихоплет,
Когда недуг его берет.
Но полно, яркими лучами
Играет солнце в небесах,
Крестьяне, светлыми косами,
Природу бреют на лугах;
Зефир порхает перелетный,
Слегка шумит между кустов,
Умолкнул в тишине болотной
Нестройный хор ночных певцов.
Из-за реки несутся трели,
Пастушьей утренней свирели
И поселяне на луга
Кладут душистые стога.
Поближе к мирному селенью
Бежит сиротка ручеек
И, под решетчатою тенью,
Уныло воет одинок.
Ветвистым кленом осененный,
Неподалеку от корней,
Там в тишине уединенной
Стоят печальный мавзолей.
Над жертвой алчного Сатурна
Белеет мраморная урна
И в наказанье за грехи
Плохие в золоте стихи.
VII
На посох опершись кленовой,
Безмолвно, на скамье дерновой,
Старик, знакомец наш, сидит,
Играя веткою дубовой
Пред ним вертится Леонид:
Скажи мне, начал он давно ли
Воздвигнут этот мавзолей
И кто, наперсник общей доли,
Под ним скоромил злых червей?
«Его при самой колыбели,
Сказал Священник, я узнал,
Его я принял от купели
И в землю я же провожал;
В ее несытную утробу
Он сердце пылкое унес,
И много в жизни перенес
Собратий укрощая злобу;
Он в мире чудаком прослыл
За правду чистую страдая,
Он этот плод Святого рая
Всем без изъятья подносил.
Он в чаше не хотел коварства
Сыропы лести предлагать,