Виктора Кудрявцев
Музыка души
Положу я на рояль
Розу белую «Сыграй
Ты, тапер, мне для души
В звуках боль всю опиши
Милый нарисуй портрет
Той, люблю, что столько лет.
Я всегда по ней тоскую,
Где найти ее святую?»
Только сердце все страдает,
Что-то чует, понимает,
Что тоскую я по ней,
Милой девушке своей
Нежно музыка польется,
Эхом громким отзовется
Вдруг лицо ее увижу,
Вот она подходит ближе,
Разглядеть могу глаза
В них янтаринкой слеза.
И ко мне она подходит
Как во сне все происходит.
Но тапер свое играет,
Слез ее не замечает.
Говорит: «Она любима,
Грациозна и красива,
Но с тобой она не будет,
И со временем забудет».
Я ему в ответ кричу:
«От нее узнать хочу!»
Говорит он: «В чем же дело?»,
Сам спроси, и действуй смело».
Подошел я к ней, спросил:
«Я тебя в себя влюбил?
Или ты со мной играла,
А в другом -любовь искала?»
Подняла она глаза,
По щеке бежит слеза.
«Ты хороший был и милый.
Собралась, что было силы:
«Но другого я люблю.
А тебя. Благодарю!».
Перестал тапер играть
Смог он мне нарисовать
Все, что я его просил
Ту, которую любил
Колмогорова Наталья
АВТОГРАФ
Из тысячи слов одно,
Словно кулак громоздкий
Впечатав шаг
В булыжники мостовой,
Навстречу идёт
Маяковский!
Город-оркестр
В литавры бьёт,
Подворотни дворов раззявя,
Каждый орёт богач, нищеброд:
Гляньте, Маяковский несёт
Новой поэзии знамя!
Будто в аду, жарко!
Рыжего солнца шкварка
На сковородке неба
Жжётся, печётся, пыжится
Друг, товарищ,
Революционер Маяковский
Тридцать пятая буква,
«Ижица»!
Меня берёт оторОпь!
Бой барабанов, дробь
Огромен и мускулист,
Под крики и свист,
Шагает известный
Горлопанистый
Футурист!
Вот,
От меня в двух шагах
Звонкий, весёлый, злой,
И облако в белых штанах
Плывёт над его головой
Я напрямик, сквозь толпу,
Пролагаю кратчайший маршрут,
Словно бы я картограф,
Подставив щеку поэту,
Шепчу:
Черкните автограф!
Усталый поэт,
Чертыхаясь, как чёрт,
Автограф на память
Черкнёт.
Толпа нахлынет,
Подобно цунами-волне:
И мне, и мне, и мне!..
А я тут стою,
Улыбаясь глупо,
На перекрестье миров и вех,
А в небе высоком
Вьётся голубкой
Быстрокрылый
Серебряный
Век.
ПАПКА
В мандариновом лесу
пахнет хвоей,
или показалось декабрю?
Я лежу в горячечном бреду,
папкины холодные ладони
остужают мой горячий лоб;
мандаринов солнечный «сугроб»
на хрустящей, праздничной скатёрке;
аромат от настоящей ёлки
наполняет комнату мою
Кажется, ещё чуть-чуть умру!
Папкина рука, как тень, дрожит,
градусник, забыв про осторожность,
рассыпает серебро горошин
на ковёр, изъеденный на нет
молью и шагами прошлых бед.
Съешь кусочек, папка говорит,
обнажив оранжевую мякоть;
бьют часы, минуты обозначив,
бьётся сердце Трудно декабрю
год от года оставаться вдовым
Фрукты я по- прежнему люблю,
папки нет,
а мандаринов вдоволь.
Солдаткина Анастасия
Снежинки
Улетали, вниз сорвавшись с ветки,
Белые пушинки декабря.
Все они зимы холодной детки,
Что гулять сбежали втихаря.
Ускользнули крохи от надзора
Своих нянек тучек снеговых.
По бескрайним воздуха просторам
Серебристый их кружился вихрь.
Озорные шустрые ребятки
Облепляли вмиг полотна крыш,
И травинки на промерзшей грядке,
Вдоль дорог рыжеющий камыш.
Застревали в перышках синичек,
Щекотали клювы у ворон.
И набрал сверкающих сестричек
Бурый лист в корявую ладонь.
И макушку шапкой укрывали
Старому морщинистому пню,
И земле малютки ткали шали.
Эту прелесть в памяти храню.