Я включил диктофон.
Итак, дедушка, вам на самом деле сто один год?
Дед отрицательно помотал головой.
Что, больше?
Дед согласно закивал.
Ну, ничего себе! А на сколько?
Дед показал два пальца.
Ага! Значит, вам сто три?
Дед согласно закивал.
А почему вы молчите?
Дед что-то пробулькал, показывая себе указательным пальцем на рот.
А, понимаю, зубы! Так у вас еще свои зубы есть?
Дед согласно закивал.
И что, сильно болят?
Дед отрицательно помотал головой.
Ага, несильно! Это потому, что вы их полощете, да? Народным средством, да? Которое дошло до нас, так сказать, из глубины веков, да? А, вот оно, вижу! Можно?
Я взял со стола запотевшую бутылку, повертел ее в руках, вынул самодельную бумажную пробку, понюхал.
Так это же самогон! Да холодный какой. Ледяной просто!
Тут дед сделал глоток и просипел:
Вот именно! Перехолодил малость.
В холодильнике? глупо спросил я (в самом деле, где же еще?)
Дед посмотрел на меня как на дурачка:
На кой мне зимой холодильник-то? В сенцах у меня колотун знатный, вот он заместо холодильника. Но шибко холодное мне пить нельзя ангины боюсь, язви ее. Пришлось вот во рту согревать, а потом уж глотать. Слушай, паря, у тебя закурить нету? А то мне бабка не дает!
Чего не дает? переспросил я.
Дед, осторожно забирая из моей руки бутылку и ставя ее на место:
Чего, чего И курить не дает! Разведусь с ней, на хрен, женюсь на молодке. Есть тут одна по соседству. Всего шестьдесят пять годков. Хоть куда еще телка. Ну, чего там у тебя еще, спрашивай. А я, пока бабка из погреба вылезет с огурцами, накачу-ка еще по одной. Грех перед обедом не выпить. Будешь?..
Ну, чего оставалось? Выпили мы с дедом, и на прощание я пожелал ему дожить до ста Фу ты, о чем-то я? До ста пятидесяти, вот!
А недавно узнал: нет, не дожил старичила тот до ста пятидесяти. В сто семь дуба дал. В погреб упал, когда сам за огурцами солеными полез, и шею себе сломал, болезный.
Вот люди бывают, а?
Мать-Моржиха
У меня соседка, баба Таня, самая что ни на есть Мать-моржиха (так её в нашем доме и называют): начинает купаться в реке, когда только льдины сойдут. Или посреди льдин. А как река замерзает, она обливается во дворе водой, стоя на снегу. Прямо под нашими окнами, босиком.
Все, кто смотрит из окон на этот здоровый энтузиазм, мёрзнут в своих квартирах. И сразу бегут на кухню греться кто крепким горячим чаем, а кто чем покрепче. Благодаря бабе Тане уже пять мужиков из нашего подъезда спились. А ей хоть бы хны. Семьдесят пять уже нашей Матери-моржихе. Но ей никто столько не даёт. Только семьдесят четыре. Такой вот молодухой она после обливания выглядит.
И тут я в нашей местной газете прочитал, что если прислать на фотоконкурс «Чудак-человек» снимок гражданина или гражданки, занимающихся чем-то необычным, можно неплохо заработать. Гонорар за снимок это раз. А ещё денежный приз в случае победы два. Ну и с героя или героини снимка потом слупить чего-нибудь можно три (это я уже сам додумался).
И ещё я догадался, что как раз на нашей бабе Тане и можно заработать. Она самая что ни на есть чудачка. Ну, какой ещё нормальный человек по доброй воле на морозе, босиком будет поливать себя холодной же водой (холодная, холодная сам как-то потрогал)?
Ввёл бабу Таню в курс дела, она и говорит: ну а что, можно! Сроду, говорит, про меня в газетах не писали. А тут фотография будет! И в Пензу своей сестре можно послать, и в Бобруйск племянникам. И замуж, говорит, может, ещё раз выйду. В пятый. Или шестой. Не помню точно, говорит.
Сказано сделано. Договорились о фотосессии на завтра. Утром я глянул на градусник за окном минус тридцать. Во, в самый раз это ж как красиво баба Таня будет куриться паром на морозе! Оделся потеплее, отыскал фотоаппарат и вышел во двор. А Мать-моржиха уже ждёт меня, полуголая, на свидание. Только не с цветами, а с ведром воды. И на нём уже корочка льда.
Ну, сколько тебя ждать, паря? говорит баба Таня. Снимай давай, а то вода скоро совсем замёрзнет.
Я поймал бабу Таню в кадр, командую:
Так, ведро кверху. Можно выливать! Готово!
Пар от бабы Тани как от закипевшего чайника. Самое то должно быть.
Ну, я пошла, говорит Мать-моржиха.