Старуха с портрета смотрела на своего племянника, Дымокурова, сурово и пристально. Прямо душу ему своим взглядом выворачивала наизнанку.
Поёжившись, Глеб Сергеевич последовал дальше за провожатым.
Домоправитель показывал им покои, обращая внимание на мебель тёмной полировки, с резным орнаментом, витиеватыми ножками, обитую зелёным сукном и вишнёвого оттенка бархатом. Слоноподобные, неподъёмной тяжести, напоминающие бронированные несгораемые сейфы, шифоньеры и платяные шкафы. «Горки», за толстыми, мутноватыми стёклами которых угадывались ряды того самого антиквариата, упомянутого в рассказе нотариуса фарфоровые обеденные и чайные сервизы, хрустальные вазы, фужеры и золочёные рюмки, столовое серебро, шкатулочки с таинственным, наверняка столь же ценным и уникальным содержимым
На века строили, нахваливал, словно торговец недвижимостью, домовладение нотариус. Но без излишеств. Разных там биллиардных и зимних садов. Потому что понимали все эти помещения отапливать предстоит. А у нас зима в году восемь месяцев
Ступая вслед за домоправителем из комнаты в комнату, взирая на широченные, шестиспальные, не иначе, кровати с горами туго набитых подушек, отгороженные занавесями э-э, балдахинами, кажется, проходя мимо стеллажей, высоченных, уставленных от пола до потолка толстенными, переплетёнными в тиснёную золотом кожу, фолиантами, Глеб Сергеевич молчал подавленно. А в голове его металась только одна испуганно-радостная мысль: «Теперь всё это моё!».
Прав был нотариус. За любую вещь из усадьбы будь то предмет антикварной мебели, или безделушка с полок буфетов, книжка из библиотеки, вздумай Дымокуров их продать, можно было выручить деньги, позволяющие безбедно, не ограничивая себя особо в желаниях и потребностях, прожить целый месяц. А уж пенсионеру, чьи желания и потребности ограничены вполне естественными возрастными рамками тем более.
Обеденный зал, куда в конце ознакомительной экскурсии по дому привёл гостей Еремей Горыныч, оказался просторным, с широченным столом, покрытым белоснежной, похрустывающей от крахмала по углам, скатертью. Судя по рядам стульев чёрного дерева массивных, как и всё в имении, монументальных, с неудобными прямыми спинками, здесь одновременно могло бы усесться персон двадцать, не меньше.
Глеб Сергеевич! Альберт Евсеевич! любезно указал домоправитель на стулья ближе к торцу стола.
Дымокуров заметил, что кресло во главе ещё более монументальное, с массивными подлокотниками, увенчанными оскаленными львиными мордами, осталось незанятым.
Этим, как рассудил Глеб Сергеевич, ему как бы ясно дали понять он здесь пока не полноправный хозяин. А уважаемый, но всё-таки гость.
Место матушки нашей. Василисы Митрофановны, заметив мимолётный взгляд наследника и угадав его мысли, пояснил Еремей Горыныч, ну и замялся он, примета есть такая. Сорок дней место новопреставленной не занимать
Глеб Сергеевич кивнул скорбно, а потом не выдержал, съязвил:
Не то покойница обидится, или вовсе воскреснет?
Домоправитель смутился, рукавом рубахи утёр вспотевший разом лоб:
Дык, оно же, как Оно же всяко бывает
Дымокуров, поставив радушного хозяина в неловкое положение своим замечанием, попытался исправить ситуацию.
А что ж тут на двоих только сервировано? указал он с укором на столовые приборы, и пригласил радушно, присаживайтесь с нами!
Еремей Горыныч поджал чопорно губы:
Нам не положено
Нотариус на правах человека, знакомого со здешними порядками, пояснил:
Нравы в имении, Глеб Сергеевич, суровые. Патриархальные!
Домоправитель крикнул в распахнутую в соседнее помещение дверь, кухню, должно быть:
Мария! Подавай!
Тот час в обеденный зал вплыла обряженная в длинный вышитый сарафан, с повязанным на голове белоснежным платочком, полная, округлая, будто сама только что из печи, румяная, словно сдобная булочка, женщина лет сорока. В руках она несла поднос.
Ловко расставив яства, тут же метнулась назад. Ей понадобилось несколько таких пробежек, прежде чем она закончила выставлять на стол всё новые и новые блюда, водрузив в завершении на середину исходящую тонким аппетитным ароматом супницу.
Стараясь не бросать голодные взгляды на многочисленные тарелки с мясными нарезками, салатами, солёными грибочками и прочей, явно не покупной, от здешней земли, снедью, Глеб Сергеевич изучал, осторожно беря в руки поочерёдно, столовые приборы вилки и ложки литого серебра, ножечки того же металла, всё с фамильными вензелями, силясь постигнуть их предназначение.