Машину раввина охранял полицейский в мундире, отгонявший особенно любознательных наблюдателей. Репортеры и фотографы уже прибыли на место преступления, и раввин гадал, скоро ли они явятся к нему в кабинет, чтобы взять интервью. Он понятия не имел, как с ними разговаривать, не знал, следует ли ему принять их всех скопом. Может, лучше направить эту братию к мистеру Вассерману, который, в свою очередь, отошлет репортеров к поверенному, занимавшемуся правовым обеспечением деятельности храма? С другой стороны, отказ обсуждать случившееся, вероятно, вызовет подозрения.
Наконец раздался стук в дверь. Но пришли не репортеры, а полицейские. Высокий человек со слезящимися глазами объявил, что он - лейтенант Дженнингс, и добавил:
- Стенли сказал, что вы здесь.
Раввин молча указал пришельцу на кресло.
- Мы хотели бы отогнать вашу машину в полицейский гараж, рабби, чтобы как следует осмотреть её, - сказал Дженнингс.
- Разумеется, лейтенант.
- У вас есть поверенный, рабби?
Раввин покачал головой.
- Разве он мне нужен?
- Э... может, я и не должен вам этого говорить, но мы хотели бы сделать все по-свойски, как друзья. Будь у вас поверенный, он мог бы посоветовать вам отказаться сотрудничать с нами, если вы не хотите этого делать. Разумеется, в таком случае мы без труда выправим судебное постановление.
- Все в порядке, лейтенант. Если вы считаете, что, отогнав мою машину в город, приблизитесь к разгадке этой потрясающей истории, то действуйте.
- Если у вас есть ключи...
- Разумеется, есть, - раввин отцепил ключи от лежавшей на столе связки. - Вот этот - от замка зажигания и "бардачка", а этот - от багажника.
- Я выдам вам расписку.
- В этом нет нужды.
Подойдя к окну, раввин увидел, как лейтенант садится в его машину и уезжает, и с удовольствием отметил, что изрядная часть толпы отбыла вместе с ним.
Несколько раз в течение дня он пытался дозвониться жене, но линия была занята. Раввин позвонил в контору мистера Вассермана, и ему сообщили, что президент ушел и сегодня уже не вернется.
Тогда раввин раскрыл одну из лежавших на столе книг, пролистал, сделал пометку на карточке, заглянул в другую книгу, тоже что-то отметил. Спустя пять минут он с головой погрузился в свои изыскания.
Зазвонил телефон. Оказалось, это Мириам.
- Я два или три раза пытался дозвониться тебе, но было занято, сказал ей раввин.
- Я положила трубку на стол, - объяснила Мириам. - Едва ты ушел, все начали трезвонить, спрашивать, слышали ли мы новость. Хотели знать, могут ли они что-нибудь сделать для нас. Кто-то даже сказал, что тебя арестовали. Тогда-то я и сняла трубку. Но телефон начал потрескивать, и я подумала, что, может, у кого-то важное дело, и надо опять положить трубку на рычаг. Тебе кто-нибудь звонил?
- Никто, - раввин усмехнулся. - Наверное, не хотят признавать, что готовы разговаривать с местным врагом общества номер один.
- Не надо, прошу тебя! Это не тема для шуток. Что мы будем делать, Дэвид?
- Делать? А зачем что-то делать?
- Ну, понимаешь, звонил мистер Вассерман, приглашал пожить у них.
- Но это же глупо, Мириам. Сегодня саббат, и я надеюсь провести его в собственном доме, за собственным столом. Не волнуйся, все будет хорошо. Я вернусь к ужину, а потом отправлюсь на службу, как всегда.
- А что ты делаешь сейчас?
- Работаю над статьей о маймонидах.
- Неужели это так срочно?
Раввин уловил напряженные нотки в её голосе и простодушно спросил:
- А чем ещё мне заниматься?
13
На вечернюю службу явилось раз в пять больше народу, чем обычно, и это немало огорчило членов сестричества, которые приготовили угощение и накрыли стол в трапезной.
Памятуя о причинах столь неожиданного рвения, раввин тоже не слишком обрадовался росту численности прихожан. Он сидел на возвышении возле священного ковчега и угрюмо размышлял.