Безусловно, для нас бесценен опыт эмигрантской России. Там продолжалась работа по формированию нового русского миросозерцания. На повестке дня стояла задача синтеза либерального, консервативного, социалистического и христианско-демократического начал. Такой социальной лабораторией стал журнал «Современные записки» (Париж, 19201940, 70 выпусков). Историческая ситуация (в России и на Западе) требовала от авторов быть либералами против тоталитаризма, консерваторами против тоталитаризма, социал-демократамисоциалистами против извращенных тоталитарных социализмов, христианами против богоборческих тоталитаризмов и т.д. Струве называл все это философией «середины», новым аристотелианством.
Другой бесценный опыт внутрисоветский. Это позиция правозащитников. Впервые в русской истории главными стали вопросы правовые и защиты прав человека. Так, право из ценности функциональной, операционной превращалось в ценность бытийственную, онтологическую. Произошла «революция сознания». Не идеи справедливости и равенства, а значимость права как единственного и обязательного регулятора жизни стала в центре русской мысли. Можно сказать, что русское сознание окончательно вступило в Modernity.
Но что для нас сегодняшних исторические русские либерализм и консерватизм? Можем ли мы воспользоваться наработанным ими? Думаю: лишь в общекультурном смысле. Впрочем, это касается не только нас, и в других странах так же. Мир стал иным. К тому же классический русский либерализмконсерватизм не знал в полной мере советского коммунизма и двадцатилетнего периода без него. Смысл же этого феномена (либерально-консервативного) в том, что он свидетельствует: русская культура это очень сложный, «высококачественный продукт», мы не «третьесортная» интеллектуальная сила, мы «можем». Одновременно его история это и некое нам послание, предупреждение. Старый русский либерализм-консерватизм, как это ни горько признавать, несет определенную долю вины за то, что мы провалились в ХХ в. Речь идет и о политической ответственности, и об опасностях утопического сознания, и о недостаточном знании собственной страны, и о вредности механистической рецепции чужих идей, и о высокомерном отказе от общечеловеческого опыта. Увы, все это было присуще этим замечательным людям.