Сашу никто не называл по отчеству, так как произнести Сигизмундович было сложнее, чем спеть православный псалом или прочитать китайский иероглиф. С другой стороны, укоренившаяся в кругах телевизионщиков привычка называть всех по именам, не взирая на возраст, доставляла большое удобство Саше, который недолюбливал свое отчество также, как и фамилию. В детстве его частенько звали во дворе одногодки Эклером. Многие ровесники кричали ему в след «Меклер-эклер», сознательно делая ударение на втором слоге. Саше это очень не нравилось, он обижался, пытался разобраться с обидчиками, кричал на них громче всех, и вызывал на кулачную дуэль за гаражи. На помощь спешила добрая бабушка, которая называла мальчика «Зайчиком», чем сильнее вгоняла его в краску и заставляла плакать по ночам. Дома «зайчиком» можно назвать, а на улице? Там парни и девчонки мигом придумают новое прозвище, от которого не отбиться
Сергей. Ты живешь в своем кабинете, машине и путешествиях. Изредка бываешь на встречах с подобными бизнесменами и давно не ездил в метро или трамвае. Там другие люди россияне.
Перестань! Люди у нас везде одинаковые. Они сотворили Великую победу. Они запустили в космос первого человека. Это люди-герои! И страна наша героическая Сергей Дмитриевич встал, прошел из угла в угол, шагами-циркулями, равномерно отсчитывая метры и чуть косолапя. Оттого он напоминал деревянный аршин, которым в старину мерили земельные участки. Он стал говорить долго, убежденно, как будто перед ним сидела огромная аудитория. Но слова его казались газетными лозунгами из прошлого века. Так вещали на советских радиостанциях и в новостных телепрограммах.
Саша смотрел на товарища и не слышал его аргументы. Прошлый век он сам хорошо знал, а новое время его огорчало. Только не личные детские обиды сегодня таились в нем, а нарастающая взрослая ненависть к окружающим людям. Не к знакомым, не к друзьям-ровесникам, а к случайным встречным, попутчикам, тем незнакомым, кого он про себя называл ядовитый планктон. Саша вспоминал вчерашнюю встречу с «обычными», как их называл Сергей Дмитриевич, людьми. Этот диалог он случайно услышал, не ведая того, кто его участники: мужчины или женщины, юные или средних лет. По голосу понять было совершенно невозможно, а содержание его поразило.
Ты, че?
А ты че?
Ты, типа, кто? На кого прешь?
Замолкни, тварь!
Короче, щас звоню по мобиле и тебе пипец!
Чмо, ты знаешь на кого наезжаешь?!
Хавло закрой Иначе пожалеешь.
Он увидел двух спорящих девушек-старшеклассниц с рюкзаками на плечах и потерял дар речи. Ситуацию накалило сообщение на фейсбуке, где рассказывалось об избиении 15-лет девушки её сверстницами. Жутко было читать о том, как они её раздели догола, засняли избиение на видео и выложили в сеть.
«До какого состояния нужно опуститься, чтобы потерять все человеческое, не став еще человеком, думал Саша и вспоминал своих дочерей-погодок от второго брака. Как мои девочки избежали этого. Или я чего-то в их жизни не знаю»
Меклер прекрасно понимал, что в его окружении всегда были разные люди. Та добрая интеллигенция, которая выражалась правильным русским красивым языком и грамотными предложениями. И полная ей противоположность, со стилистически сниженной лексикой, грубым обхождением, грязными словами, поведением быдла. Он допускал, что такие люди есть в любой стране. Европейской или азиатской, может быть и в далекой Америке. Но ситуацию, в которой это нарастающее большинство так говорит и этими словами думает, он принять не мог. Сегодня утром ему нахамили в метро, в обед обозвали в подземном переходе и наступили на ногу. Причем, это сделала женщина. То возвышенное создание, на которое следует молиться, боготворить, носить на руках. А тут, все наоборот.
Я решил уехать из страны. По твоей логике на 50 процентов сократится количество нормальных мозгов здесь. А где-то прибудет.
Саша, перестань хохмить. Нигде ничего не прибудет и не убудет, потому что мы с тобой русские. Это вечная масса людей, на которых держится мир последние сто лет.
Не сто, а семьдесят. И не факт, что держится. Саша почесал за ухом, подумал немного и добавил. Скорее не дает развалиться после Великой Победы. А все готовы растерзать то, что еще имеет цену.
Вот видишь, ты сам говоришь о том, что наши люди стоят на страже мира! Сергей Дмитриевич перестал мерить комнату своими аршинными шагами и сел напротив.