11 (24) августа 1918 [всё ещё на острове].
Меня вызвали и подвергли часовому допросу. Спрашивали массу нужных и ненужных вещей, но некоторые вопросы были прямо шедевры:
Сочувствуете ли вы в войне союзникам?
Сочувствую.
Сочувствуете ли вы большевикам?
Нет.
Почему?
Потому что они взяли мои деньги.
Бывали ли вы на их митингах?
Бывал.
Хорошо ли они говорят?
Хорошо, но не логично.
Где ваш отец?
В могиле.
Был ли он на войне?
Нет.
Почему?
Потому что умер.
Состоите ли вы членом какого-нибудь общества?
Петроградского Шахматного общества.
Политической партии?
Нет.
Почему?
Потому что я считаю, что артист должен быть вне политики.
Признаёте ли вы многожёнство?
Я не имею ни одной.
Сидели ли вы в тюрьме?
В вашей. Etc.
АМЕРИКАНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
God bless America,
Land that I love,
Stand beside her and guide her
Thru the night with a light from above.
From the mountains to the prairies,
To the oceans white with foam,
God bless America,
My home sweet home.
Irving Berlin [Israel Baline] (18881989)
Бог доллар,
доллар отец,
доллар дух святой.
Владимир Маяковский (18931930)
IV. Русские в Нью-Йорке
«Кто в мире не слыхал о Статуе свободы? Когда корабль входил в Нью-йоркскую гавань, я долго и с уважением смотрел на величавую леди, символизирующую свободу и права человека»64. Этими словами Дмитрия Тёмкина можно, вероятно, было выразить чувства многих иммигрантов, и не только, конечно, русских.
Ошеломляющую сказочную панораму, открывающуюся при приближении к Нью-Иорку, с эффектной, царящей над входом, статуей Свободы всё это трудно описать. Шесть сезонов подряд я ездил потом в Америку и каждый раз приближение к Нью-Иорку производило на меня всегда одинаково сильное впечатление65.
Крупнейший и самый быстрорастущий город Америки, а в перспективе фактически и её символ, космополитический центр притяжения (как и въездного и таможенного контроля) для бесчисленных путешественников и переселенцев, равно, как и формирующийся культурный центр, законодатель мод и хорошего вкуса66 (пусть, словами Владимира Дукельского, «в смысле искусства» и «город обезьян, раззолочённых и галдящих, но никому не нужных»67), Нью-Йорк в начале ХХ столетия ещё не стал тем поражающим воображение городом будущего, образ которого приобретёт известность по всему миру. Ещё только возводились знаменитые небоскрёбы самое высокое здание насчитывало пока всего два десятка этажей, а до железнодорожного вокзала добирались в основном на лошадях.
Правда, многие характерные черты, вроде вавилонского смешения языков и наций или, по выражению Артура Рубинштейна, контраста между «изношенными трущобами и роскошью лучших отелей»68, были уже вполне заметны.
Если Нью-Йорк всё ещё не слишком отличался от многих других американских городов, то его неповторимость по отношению к городам Европы или России была несомненна. Его упоминали часто и описывали сравнительно подробно. Ещё Пётр Чайковский в конце XIX века отмечал, что Нью-Йорк «очень красивый и очень оригинальный город; на главной улице одноэтажные домишки чередуются с домами в 9 этажей Великолепен Центральный парк»69