Мужик, конешно, был законченный подкаблушник иначе как бы согласился везти дочку в трескучий мороз в лес и там бросить. Конечно, затужил, поплакал, как положено, однакость делать неча, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
Садись мила дочь, в сани.
Повёз бедняжку в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал. А в нашем царстве-государстве за главново как раз и выступаить тот самый Морозко, который всё подмораживаить: политический климат, оппозицию, социальные лифты, парламентскую деятельность хобби у ево такое.
И вот сидить Снежана под елью, дрожить, озноб пробираить. Вдруг чу! невдалеке воевода по ёлкам потрескиват, с ёлки на ёлку поскакиват, пощёлкиват. Очутился на той ели, под которой девица сидить, и спрашиваить ея сверху:
Тепло ли табе, девица?
Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко подморозил солидарность и ишо гражданску активность, сам потрескиват, пощелкиват:
Тепло ли табе, девица? Тепло ли табе, красная?
Она чуть дух переводить:
Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко заинтересовалси, подморозил до кучи расходы на образованье и науку, спрашиваить:
А как звать-величать табя, красавица?
Снежана Былдовна, еле шевелить губами девушка.
Морозко ишо ниже спустилси, пуще затрешшал, сильнея зашшёлкал, экономику вконец заморозил, а судебныя расследования против малых и средних предпринимателей, наоборот, рассупонил:
А таперь тепло ли табе, Снежана, тепло ли табе, Былдовна?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелить:
Ой, тепло, Морозушко, тепло, ты наш свет в окошке и солнышко ясное!
Ах ты, моя лапушка! заценил Морозко девицу, перестал в ей сумлевацца, окутал тёплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами и взял на заметку как ценный кадр.
А мачеха ужо на всякий случай печёть блины поминки справлять, кричить мужику:
Ступай, старый, вези Снежанку, посмотрим, што с ей сталося!
Поехал старик к тому месту и видить: под елью скачить по сугробам ево дочь, весёлая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и рядом короб с богатыми подарками. Ну, конешно, обрадовался, положил добро в сани, посадил дочь, повёз домой.
Мачеха взяла всё на ум и на следущий день велить:
Запрягай, старый, лошадь обратно! Вези таперь мою дочь в лес, да посади на то же место!
Старик усадил Варварию в сани, завёз в лес, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
И вот сидить мачехина дочь, зубами стучить. Морозко по лесу потрескиват, с елки на елку поскакиват, пощелкиват заморозил заработки, пенсии, а уж прожиточный минимум так ето сам бог велел. Замечаить девушку симпатишную:
Тепло ли табе, девица?
А она ему:
Ты чё, окаянный, ваще с ума ковырнулси? Ты ж всю страну заморозил, кончай безобразничать!
У Морозко глаза круглы стали, в инее так и хлопають. Он ниже спустилси, заморозил контакты с цивилизованным зарубежьем, обмен инвестициями, технологиями, налоги повысил, потрескиват, пощелкиват.
Неужто не тепло табе, девица? А вот усем ежели нравица! Говорять, нас пуще уважають, ежели усё заморозить-то!
Ты совсем сбрендил, идиот? Моразька красноносый!
Воевода расстроился, ишо ниже спустился, с им редко хто так разговариваить, рази што Пионтковский да Бабченко. Сильнея приударил, затрешшал, зашшёлкал, устроил пару гибридных войн, довёл инфраструктуру до полново развала, самолёты падають, станции взрываюца, торговые центры горять:
Неужто не тепло табе, девица? Рази не тепло, красная?
Ну, дурень, ты ж давно под суд созрел! Под международный!
Осерчал Морозко, да так, што Варвара получила свою двушечку всё по закону, естественно, который и применил суд в форме эскимо «Метелица», к коему то и дело подъезжають на санях власть и деньги имушшия и откусывають по кусочку.
Так што Варвария, мачехина дочь, отправилася в свою исправительно-трудовую колонию строгово режиму, штоб неповадно было, а Снежану, мужикову дочь, Морозко закатал в сыр-масло и послал говоряшшей головой в брильянтовом кокошнике на един из телеканалов, коих у ево тьма.
Был и я там на одной из передач, помню, чё-то неуёмное стал орати про Морозко, што, конешно, вырезали, зато оставили, как мене устроители пыталися проткнуть микрофоном наскрозь, штоб знал как людя́м всякия бредни баять.
Золотая рыбка
На море-окияне, на острове Буяне стояла ветхая избёнка, и жили в той избёнке старик со старухой. Жили в великой бедности, рыбы, какую ловил старик, едва хватало на уху, да и то под вечер. И вот однажды закинул он невод, вытянул, а там трепыхаеца всево одна рыбка, правда, не простая золотая. Взмолилася рыбка человечьим голосом: