Следует, таким образом, подчеркнуть, что важным уроком известных событий 1904 года на Алтае (что это за события?) является то, что традиционная религиозная культура в принципе может вполне самостоятельно выработать в себе более «правильный», т.е. более гибкий менее конфликтный ответ на цивилизационный «видов» современной западной культуры, чем, например мусульманская цивилизация. Но реакция на этот ответ тоже должна быть гибкой, демократичной и вполне цивилизованной (а не «варварской», как в случае с убийством М. Ганди исламским фанатиком, или в случае со сталинскими репрессиями против бурятских «обновленцев»). Кстати, эти репрессии в конечном итоге привели к тому, что в настоящее время бурятские ламы стали отходить от принципов «обновленчества» (в том числе и от вполне рациональных, с точки зрения современных реалий, например, таких, как призыв к разумному использованию новейших достижений европейской науки и техники, а также элементов демократической политической культуры), возвращаясь к более традиционным и иногда даже консервативным формам религиозной проповеди и практики, что само по себе закономерно, но в значительной степени затрудняет распространение тибетского буддизма Махаяны среди русскоязычного населения Федерации.
Поэтому актуальной остается проблема некоторой «модернизации», трансформации и реформации, как в буддизме, так и в «бурханизме», с учетом исторического опыта их взаимодействия с российско-евразийской цивилизацией, а также выработки единой (по крайней мере, в общих чертах) стратегии развития в резко изменившейся в последние годы геополитической и этнокультурной ситуации. При выработке такой стратегии необходимо учитывать то, что и буддизм, и «бурханизм» являются подлинно «евразийскими» религиями не только в геополитическом и цивилизационном смысле, но и, так сказать историко-генетически, поскольку обе религии были созданы родственными в этнокультурном (этноконфессиональном) отношении народами, создавшими евразийское кочевничество, которое, в сущности, и породило так называемую «кочевую» цивилизацию народов Центральной Азии, а затем и евразийскую цивилизацию как межкультурный и межэтнический феномен.
При этом следует прежде всего учитывать то, что древний «Ак-дзян» (произносится «Ак-jан», «Ак-дян», «Ак-Чаяан»; бур.-монг. «Бурхан Заяа [н]») предшественник современного «бурханизма», и бурят-монгольское тэнгрианство были не только добудийскими религиями, но и единой саяно-алтайской пред-буддийской религией, в которой уже содержались в более или менее явной форме основные, фундаментальные положения буддийской философии теория «пустотности» (ср. концепцию «Вечного Синего Неба», «пустотного» по своей природе, но, вместе с тем, всеобъемлющего и всемогущего), идея Универсального Круга («хор» «кур» на каком языке?) и диалектического монизма, концепция «перерождения» и т. д. С точки зрения этнополитики и практики межконфессионального взаимодействия особый интерес представляет, конечно, этический императив «Белой Веры», требующий безоговорочного соблюдения принципов «ненасилия», любви и сострадания ко всем «живым существам», лежащий в основе экологической культуры «кочевой» Центрально-евразийской цивилизации. Представляется, что давно уже назрела необходимость обобщения и утвержденитя этих духовно-культурных и цивилизационных принципов в «Евразийской Хартии», которая наряду с правами человека (как в «Атлантической Хартии») должна отстаивать приоритет нравственных, духовных и экологических ценностей, а также равные права и интересы как «больших» так и относительно «малых» этносов и этноконфессиональных групп. Это становится все более актуальным так же и в виду массированного наступления исламского фундаментализма не только на Западную (христианскую) цивилизацию, но и на Российско-Евразийскую.
Буддисты и последователи «Ак дзян» в Туве, Хакасии и Бурятии разработали следующий вариант «Евразийской Хартии»:
1. Право этносов на выбор традиционных для них форм самоуправления и культурно-национальной автономии в рамках существующих государств.
2. Правосубъектность этноса во всех сферах международных отношений, касающихся его интересов, независимо от его государственно-территориального статуса.
3. Право на этнокультурную, экономическую и экологическую безопасность, в том числе на безъядерные зоны.