Чем дальше я шагаю сквозь года,
Мне все труднее и трудней определиться,
Хорош ли, плох? я начинаю злиться,
Придется ждать мне высшего суда.
Так писать нельзя
А судьи кто?
Когда я начинал писать, Интернета в нашей стране еще не было. Как правило, у начинающих высшей оценкой считалось публикация в каком-то печатном издании районного или областного масштаба. Я попробовал, отправил, но меня ошарашили фразой:
Так писать нельзя!
А как можно?
Так как все.
Всеми я становиться не собирался и потому продолжал писать, так как нельзя. Позже, чтобы не применять крепкие выражения, для спасения от наплыва графоманов редакторы СМИ придумали короткое и не очень обидное определение не формат.
По сути, оно значило то самое, о чем вы подумали посылали подальше переформатировать опусы.
Я уже было хотел завязать с бесполезной долбежкой, но тут редактор районной газеты меня подбодрил фразой, которую мне потом передали, что «мои стихи будут в газете только через его труп!»
Это была высокая оценка! Но к тому, что так и случилось я не причастен: развала СССР ярый партиец не перенес инфаркт.
И вот уже новые коммунисты приглашают меня на борьбу с демократами. Решил чуть поиздеваться и предложил им вот такой стишок:
На подходе к коммунизму,
Нас скрутило только так.
Перестроечную клизму
Вставил нам один чудак.
И с тех пор вот все основы
Вводят нам посредством клизм
Популярно, вот и слово
Появилось «популизм».
Вновь раздрай по нашей хате:
В коммунизм! В капитализм!
Но куда-то все же катим,
И, похоже, в катаклизм.
Вновь вливание мол, скоро
Будем все и все иметь.
Лучше б дали от запора
Нам спокойно помереть.
И вновь услышал так неположено!
А как положено?
Ну не так
Дважды мне предлагали писать как там у них положено. Первый раз мои друзья диссиденты предложили мне немного подработать на радиостанции Би-Би-Си. Там было только одно условие писать про Россию плохое. Есть у меня и плохое, что в горячие денечки написано, но одно то, что меня ставят в рамки отказался.
Еще одно неофициальное предложение стать духовным поэтом. При этом тоже условие стихи должны быть каноническими. Каноны это та же рамка, тот же самый формат. А я в рамки никак не влезаю, лишь несколько стихотворений в каноны втиснулись, те самые которые и привлекли внимание духовников.
Витать где-то высоко в отрыве от реальной жизни у меня всегда плохо получается. Вот потому мои творения, пусть лаже о высоких чувствах, но обязательно с какой-нибудь червоточинкой:
Я яичко на Пасху тебе поднесу
С христианским воскресным приветом,
А потом расцелую тебя, как в лесу,
Помнишь, было в лесу прошлым летом?
И тебе будет попросту не устоять,
И как будто под ветром небесным,
Шевельнется под сердцем забытая страсть
И любовь, как Христос, вдруг воскреснет!
В данном случае, что так писать нельзя, я понял и без подсказок. Да и вообще проза жизни уже толкала к прозаической литературе.
Начал писать рассказы, очерки, эссе и все повторилось. Но теперь уже и критики появились весомее всяческие члены, доценты с кандидатами. Я опять подрос в своих глазах. Ну а когда среди критиков появился первый академик даже уважать себя стал не меньше чем своих родителей.
Получив очередной «плевок» сверху не мешайся под ногами и знай свое место, в своей очередной книге «Седла для Пегаса» раскритиковал ситуацию в российской литературе начала третьего тысячелетия. При этом возложил всю ответственность на руководство «доблестного» СП России.
Проехавшись с издевкой по лауреатам различных премий и прижизненным «литературным монументам», получил очередной весомый намек, что так писать нельзя! Особенно неприятно, что все делалось втихаря и без объяснения причин.