Я Дадашу сказал, чтобы он тоже пришел помочь.
Мать. Кто тебя просил?
Агамейти. А что тут такого? Все равно он, как крот, целый день на своем участке роется - пусть и вам помогает. На то и сосед.
Мать. И тебе не стыдно?
Агамейти. А чего мне стыдиться? Я - бездельник, он - труженик. Вот пусть и поможет. Не все же только на себя работать, пусть и соседям пользу принесет.
Отец. Я вчера смотрел, какой он колодец себе отрыл, - просто чудо!
Агамейти. Несчастный!
Мать. Кто?
Агамейти. Он.
Мать. Это еще почему?
Агамейти. Здоровый молодой человек, вместо того чтобы жизнью наслаждаться, в земле копается. Ну ладно, вы старики, к земле вас потянуло, а он что?
Мать. Тебе этого не понять.
Агамейти. Что правда, то правда, я этого понять не могу и никогда не понимал. Если найдется человек, который хоть раз видел, чтобы я когда-нибудь, где-нибудь физическую работу выполнял, - плюньте мне в лицо. Клянусь честью, никогда этого не было. Да по рукам видно. (Показывает.) Вот, пожалуйста, ни одной мозоли. В жизни лопату не держал, ни топор, ни пилу. Ружье ношу, и то плечо болит.
Мать (останавливается, чтобы перевести дыхание). Нашел чем хвастаться!
Агамейти. Милиционером работал два года, это было, а так все время сторожем, всю жизнь.
Мать. Где это ты работал милиционером?
Агамейти. Да здесь же. До войны. На белой лошади ездил. Все меня как огня боялись.
Отец. А как тебя в милицию взяли с твоей биографией?
Агамейти. А я скрыл все. Мог бы по сегодняшний день, работать. Сам ушел.
Мать. Почему?
Агамейти. Надоело язык за зубами держать. Молчать надо было. Что про себя ни расскажу - с анкетами не сходится. Ну, я терпел-терпел, а потом собрал все отделение и рассказал про публичный дом в Марселе. (Отцу.) Помнишь, я тебе рассказывал?
Отец (бросив взгляд на Мать). Помню, помню...
Агамейти. Ну, меня и поперли.
Отец. Легко отделался.
Агамейти. А что мне могли сделать? Я же в девятнадцатом году эмигрировал, когда еще здесь Советской власти не было. И добровольно вернулся. В тридцать третьем. Причем вернулся по идейным соображениям. Так и сказал: не люблю капитализм, там работать надо, хочу жить на родине.
Мать (негромко). Бедная родина.
Агамейти. Я из-за вас с Дадашем поругался...
Мать останавливается с камнем в руках.
"Почему, говорит, я должен им помогать, если собственные дети им не помогают?" Так прямо и сказал. "У меня, говорит, у само-то дел полно, почему это я должен за их детей работать?"
Мать. Что-то ты разболтался сегодня, помолчи немного. И впредь прошу - ни с кем разговоров о помощи не вести. (Тащит камень.)
Отец (огорченно). Странно, что у Дадаша такое представление о наших ребятах. Просто непонятно. Они нас очень любят.
Агамейти. А я их не осуждаю. Кому охота в такую пору вкалывать!
Отец (Матери). Я абсолютно уверен, что сегодня они приедут.
Агамейти. Я что говорю? Я разве настаиваю? Может, и приедут. Я только считаю, что обижаться на них не надо, если не приедут.
Мать. Слушай! Я тебе сказала - помолчи! Это не твоего ума дело, обижаться нам или нет, как-нибудь сами разберемся. Если ты уж такой большой специалист по воспитанию детей, надо было своих заиметь.
Агамейти. Рассердилась... Вечно я лезу не в свои дела.
Отец (громко). И все же я уверен, что они сегодня приедут.
Сперва он, а за ним невольно и Мать смотрят в глубину сцены, откуда начинает приближаться городская квартира Эльдара, постепенно вытесняя дачу, которая теперь на втором плане. Мать продолжает таскать камни. Отец варит обед.
Эльдар (преодолевая шум бритвы). Я ничего не слышу. Что? (Прислушиваясь к ответу из спальни.) Все равно не слышу. Говори внятно... (Усмехнувшись.) Нельзя беседовать и спать одновременно... Что? Давно пора... А хочешь, полежи еще, я схожу куплю что-нибудь поесть... Хотя нет, не успею...