Кострома
Городские прогулки
Алексей Митрофанов
© Алексей Митрофанов, 2018
Кострома в русской поэзии явление странное, непостижимое и, я бы сказал, беспокойное.
«А ну-ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома».
Куда ходи? Зачем ходи? И вообще, что это значит веселей ходи? В смысле, быстрее, эффективнее, производительнее, да?
«Ах, Самара, сестра моя, Кострома мон амур».
Ага, мон амур. Же не манж па сис жур. Костроме язык французский как борщу повидло.
«Здорово, Кострома! Здоровенько!»
Ну, здесь все более-менее понятно.
«А ребята с лукошками, с мышами и кошками шли навстречу ему в Кострому».
Да, и Ленинград каким-то боком. «Глупый-глупый Кондрат, он один и шагал в Ленинград».
Почему-то Кострома упорно выступает в паре с чем-нибудь еще. Калуга, Самара, Ленинград.
* * *
В действительности, Кострома гораздо больше, чем все эти припевки, вместе взятые. Один из интереснейших, красивейших и, можно сказать, величайших городов России. Именно сюда, в Ипатьевский монастырь явилось в 1613 году российское боярство уговаривать юного Михаила Романова оседлать царский трон. Долго тот не соглашался плакал и отнекивался, отнекивался и плакал. Несколько дней отнекивался и плакал. Но потом все таки согласился.
С тех пор считается, что именно Кострома родина Дома Романовых.
А еще раньше в Костромских лесах совершил свой подвиг патриот Иван Сусанин. Он завел в болото войско польских интервентов и тем самым погубил его, не пожалев своей собственной жизни.
Костромские гостиные ряды уникальны. На огромной площади расположилось множество различных по архитектуре, но при этом в чем-то схожих корпусов с колоннами и без, все красоты неописуемой. Они торгуют по сей день входи, турист, и костромич входи, затаривайся.
Костромской сыр известен на весь мир. Ну, если не на мир, то уж во всяком случае, на весь бывший СССР.
Уже упомянутый Ипатьевский монастырь не только колыбель Романовых, но еще и весьма стоящий архитектурный памятник. Правда, не так давно, его отдали РПЦ (о том, что стало с экспонатами музея, размещавшегося здесь во времена СССР, пожалуй, умолчим), но батюшка вас все равно благословит на посещение и осмотр достопримечательностей.
А рядышком с монастырем музей деревянного зодчества, один из лучших в России.
Да и сам город загляденье.
* * *
П. Сумароков, путешественник, писал: «Поутру вступили мы в Кострому. Правильная улица довела нас до площади с пирамидою посереди, указали нам за нею гостиницу, и мы вкусно пообедали стерлядями. Строения благополучные, и на всех улицах хорошие мостовые, великая опрятность.
Площадь, о которой мы уже упомянули, окружена каменными лавками, каланча с фронтоном и колоннами легкой архитектуры занимает один ее бок, посреди стоит деревянный на время памятник с надписью «Площадь Сусанина». Площадь эта походит на распущенный веер, к ней прилегают 9 улиц, и при одной точке видишь все их притяжения. Мало таких приятных, веселых по наружности городов России. Кострома как щеголевато одетая игрушка».
Вместе с тем, город еще до революции был своего рода символом сонной незыблемости. Федор Сологуб (он побывал тут в 1909 году) писал: «Плывем на пароходе по Волге, видим Кострома на берегу. Что за Кострома? Посмотрим. Причалили. Слезли. Стучимся.
Стук, стук!
Кто тут?
Кострома дома?
Дома.
Что делает?
Спит.
Дело было утром. Ну, спит, не спит, сели на извозчика, поехали. Спит Кострома. А у Костромушки на широком брюхе, на самой середке, на каменном пупе, стоит зеленый Сусанин, сам весь медный, сам с усами, на царя Богу молится, очень усердно. Мы туда, сюда, спит Кострома, сладко дремлет на солнышке.
Однако пошарили, нашли ватрушек. Хорошие ватрушки. Ничего, никто и слова не сказал. Видим, нечего бояться Костромского губернатора, он не такой, не тронет. Влезли опять на пароход, поехали. Проснулась Кострома, всполошилась.
Кто тут был?
Кто тут был, того и след простыл, Костромушка».
Все, по большому счету, так же. Кострома сонная российская провинция. И не устает гордиться этим.
А В. и Г. Лукомские, авторы путеводителя по Костроме, изданного в 1913 году, увидели город таинственный и сокровенный: «На фоне черного неба, когда покровом жутким ночь окружит все стены зданий, ярко освещенных огнем фонаря, они покажутся еще живее, еще фееричнее. Выглядывают тогда из-подлобья темные окна домов, а те, которые озарены извнутри светом, позволят нам увидеть иную жизнь, ту, что за стенами, за геранью и за занавеской кружевной, у лампады, на мебели старинной, и у рододендрона широколистого.