Гостеприимство дома Кароля Войтылы познал, спасаясь от фашистов, бежавший из Вадовиц преподаватель и теоретик театра Мечислав Котлярчик, ставший впоследствии его близким другом. В краковской квартире, где Кароль жил вместе с отцом, поступив в 1938 г. в Ягеллонский университет, и возник, по существу, тот знаменитый театр, который стал своеобразной формой сопротивления оккупации. Это был так называемый Рапсодический театр, в котором молодой Кароль (тогда еще начинающий поэт и филолог) не без успеха играл. Театральные опыты Котлярчика, знатока «магии живого слова», легли в основу предпринятого им описания природы этого слова: ему он посвятил специальный труд, который был издан при участии его талантливого и, наверное, самого любимого ученика9. На протяжении всей жизни Войтылу и Котлярчика связывала глубокая привязанность, которую запечатлела их обширная переписка10.
Внутренний человекВ те же драматичные годы войны К. Войтыла сблизился и с Яном Тырановским мистиком, по-своему оказавшим влияние на формирование его религиозных воззрений и выбор пастырского пути. Спустя много лет Войтыла признавался, что под воздействием знакомства с этим с виду ничем не примечательным человеком, скромным краковским портным, он испытал подлинный мировоззренческий переворот. Тырановский учил просто и незаметно совершенно по-другому воспринимать Бога. «Он исповедовал жизнь, доселе никому не известную, был ее учителем и апостолом. Он свидетельствовал собой об истине, которую провозглашал»11.
То была истина о сверхъестественном бытии: вместе с ней в сознание входил «внутренний человек» как особый мир, открытый трансцендентному, то есть выходу за пределы себя: «То, что должно отличать апостолов (и отличает!) это пусть хотя бы внешняя, но необходимая перемена в их слушателях. Однако не является ли такая перемена всего лишь реакцией на идеи, навязываемые извне? Нет, это процесс благодати, который нельзя передать никакими словами. Да и не так-то легко устремляться к тому, что подразумевает не столько принятие некой истины, сколько изменение своего личного «я», в определенном смысле выход за свои собственные пределы»12.
По сути своей апостольство и есть жизнь внутреннего мира: того, кто проповедует, и к кому обращена проповедь.
Но для того, чтобы выход «за пределы себя» найти, обосновать и познать, надо сначала открыть в себе себя глубинного, свои внутренние структуры, по-своему сложные.
«В каждом из нас живет два человека. Один тот, которым я являюсь, а другой тот, каким я должен быть. Это чрезвычайно глубокий закон человеческой личности и ее внутреннего мира. И это не иллюзия, а отражение реальности []. Второй закон этического свойства. Я не смогу определить, не смогу при всей пытливости сказать, какой я есть, если не дам себе в этом отчета, не посмотрю на себя в свете того, каким я должен быть. Свои поступки я должен измерять мерой этического идеала. Между этими двумя людьми (скорее, двумя образами человека) существует постоянное напряжение. Это как бы два полюса: положительный и отрицательный. И это напряжение между ними самое сильное движение человеческой личности. Положительный полюс мой идеал, минус тот человек, каким я являюсь. Стало быть, мне необходимо постоянно тянуться к своему идеалу»13.
Подобное понимание «внутреннего человека» учит объективной самооценке, критическому взаимодействию с самим собой, а через это и с другими мирами: внешним, то есть с той жизнью, с которой связаны достижения цивилизации, технического прогресса, материального благополучия (так называемая «горизонтальная линия развития»), и миром Небесным трансцендентным, сверхъестественным («вертикальная линия развития»).
Почти одновременно с новым открытием Бога в мировоззрении Войтылы произошел еще один «переворот», но теперь под воздействием знакомства с метафизикой в начале учебы в подпольной духовной семинарии (и одновременно на богословском факультете Ягеллонского университета), куда он поступил в 1942 г.
«Я начал изучать учебник [по метафизике] и вдруг почувствовал невероятное сопротивление. Мое гуманитарное, философско-литературное мышление было совершенно не подготовлено к восприятию этого текста: всех тех доказательств и формулировок, из которых состоял от начала и до конца этот учебник по метафизике (схоластической!). Я принужден был продираться сквозь гущу фраз, рассуждений, концепций, очень долго я не в состоянии был определить области, к которой прикоснулся. Через два месяца я решился на экзамен, который сдал. После экзамена я признался профессору, что для меня важнее полученной оценки было новое понимание мира, которое я извлек из этой самостоятельной борьбы с учебником по метафизике. Да, это было именно так. Я не преувеличу, если признаюсь, что мир, которым я до этого жил интуитивно, а также и эмоционально, с того момента во мне перевернулся и определился на основе понятий самых глубинных, но вместе с тем и самых простых»14.