3
Черный человек вхож не только к Моцарту или Есенину Я не настолько гений, чтобы умирать от него. Черный человек это тот, кто заказывает. Обещает заплатить, объявляет тебе (язык не соврет!) dead line. Не всегда черный человек приходит, иногда он звонит по телефону. Иногда он даже женщина.
Звонок разбудил меня в Берлине. Он был от Кафки. Но не от самого пока Это так журнал называется, Кафка. Для Восточной Европы. Выходит, Россия к нее все-гаки входит (моего английского хватает на такую шутку). Петербург, точно, входит (ее английского хватает меня парировать). Тема номера ВОДА. Значит, для меня Петербург и вода. Тут-то и случилась упомянутая усмешечка. Дождь, снег, лед Я мигом представляю себе свой милый и малый Аптекарский остров, отделенный от прочего мегаполиса речками Невкой и Карповкой там начинается моя память, с блокады. Легко! Я уже опаздываю с двумя заказанными немцами текстами так до троицы, до кучи! я соглашаюсь.
4
Надо мной нависает текст, как козырек над подъездом. Такой подъезд парадный, две ступеньки вниз, для перетаптывания, для отряхивания, для пережидания дождя. Сразу за ступенькой лужа. Она пузырится. Если пузыри, значит, дождь надолго такая народная примета. Не сразу рискнешь сойти по этим ступенькам на панель. Поднимешь воротник, перестегнешь пуговичку, забыл зонтик Это уже и не лужа, а поток. Вода бежит по панели, перегоняя саму себя, из лужи в лужу, впадая в лужищу, которая, переполняясь, перебегает дорогу, сбегает по ступеням схода набережной в реку.
Значит я на родине, в Питере, в Ленинграде, в Петербурге. Река Нева, она впадает в Маркизову лужу (Финский залив в питерском просторечии). Что лужа понятно, потому что залив очень мелкий, но почему Маркизова? До сих пор не выяснил. Помню, когда чай был жидкий, приговаривали, что в нем Кронштадт видно. И действительно, в редкую погоду через Маркизову лужу виден Кронштадт.
Надо мной нависает текст, как питерское обложное, свинцовое небо. Скорей бы уж хлынуло!
Надо мной нависает текст, как судьба.
Значит, я боюсь текста.
5
Так ли уж я боюсь воды?
Я очень тяжко в нее вхожу. Даже в теплое море. Мой сердечный друг Юз Алешковский, наблюдая, как я это произвожу, прозвал меня бздиловатый конь, на него я не обиделся.
Обиделся я в другой раз, в Адриатическом море, купаясь с одной урожденной русалкой, когда она мне сказала, смеясь: Да ты воды боишься! А мне казалось, я довольно красиво плыву вольным стилем.
Как кочевник, не очень-то я люблю мыться. Опасаюсь лихорадки. Недавно я, наконец, обнаружил, что задыхаюсь, когда пью воду. Будто тону.
Я не верю ни во Фрейда, ни в реинкарнацию.
Сам я еще ни разу не тонул.
Когда увидел первого утопленника, то с перепугу залпом написал Пушкинский дом.
Там много воды. Не дай Бог, что и в переносном смысле тоже. Роман начинается с дождя и наводнения и кончается ледяным школьно-похмельным утром.
Говорят, раньше я писал лучше. Вот еще цитата из того времени: Господи, господи! Что за город!., какая холодная блестящая шутка! Непереносимо! Но я ему принадлежу весь. Он никому уже не принадлежит, да и принадлежал ли?.. Сколько людей и какие это были люди! пытались приобщить его к себе, себя к нему лишь раздвигали пропасть между ним и собою, к нему не приближаясь, лишь от себя удаляясь, разлучаясь с самим собой Вот этот золотистый холод пробежал по спине таков Петербург. Бледное серебряное небо, осеннее золото шпилей, червленая, старинная вода тяжесть, которой придавлен за уголок, чтобы не улетел, легкий вымпел грубого Петра. С детства да, именно так представлял Петра! как тяжелую темноту воды под мостом (выделено сейчас. А.Б.). Золотой Петербург! Именно золотой не серый, не голубой, не черный и не серебряный зо-ло-той!..
(Примечание к выделению Тут у нас недавно потонул сухогруз, врезавшись в опору моста. Событие телевизионного масштаба! По ленинградским меркам, Курск Опять героизм ликвидации аварии. Его сначала под водой резали, впервые в мире, по новым гениальным, специфически национальным технологиям Зато, когда подымали первую отрезанную часть, плохо закрепили стропила, многотонная эта часть сорвалась и, качнувшись, как маятник, вдарила по Университетской набережной как раз супротив Медного всадника, там как раз толпа патриотически-любопытствующих глазела. Кажется, на этот раз без жертв.)