Мозги только и успел сказать Роб, прежде чем кулак Уилла встретился с лицом Саймона.
А! Что происходит? заверещал Саймон.
Что происходит? Ничего особенного, ответил Уилл. Просто я хочу избавиться от своего носа и между делом разорвать тебя на части, и только-то.
Мозги вновь повторил Роб.
Мне тоже так кажется. А ты что думаешь?
Чего вы на меня набросились? всё ещё недоумевал Саймон. И извини за столь похабное выражение, но какого чёрта ты бьёшь меня по лицу?
Посмотри вокруг и скажи мне: что ты видишь?
Саймон с потерянным видом посмотрел на Уилла, затем на Роба, а потом он увидел на стенах то, что всего пару часов назад являлось содержимым его желудка. И к чести Саймона, нужно отметить, что в тот момент он испытал некое подобие чувства стыда. Не настоящий стыд от содеянного конечно. На такое он не был способен. Но чувство это всё же было немного похоже на стыд. Хотя возможно ему было просто жаль, что такое количество натуральной человеческой крови было использовано в качестве краски для стен.
Как выяснилось в ходе дальнейшего разговора, Саймон ещё и спал на полу. Что же здесь такого необычного? Дело в том, что вампиры спят, как правило, повиснув вниз головой, так как в результате сна в любых других позах они каким-то странным и неведомым образом не только не высыпаются, но их ещё может и стошнить если они рискнули перекусить перед сном. Что собственно и произошло с Саймоном в тот день.
Теперь же, стоя перед церковью и вдыхая запах краски, Уилл с облегчением чувствовал, что его нос понемногу забывает о том кошмарном происшествии, которое произошло утром. Когда же этот отвратительный запах наконец-то покинул его ноздри, Уилл обвёл взглядом здание церкви, вздохнул так, словно за дверьми его ожидала разъярённая толпа с серебряными вилами, и вошёл внутрь.
Церковь святой Вероники, была самой большой и самой посещаемой церковью в Спрингвуде. Скорее всего, факт этот был связан не столько с тем, насколько набожны были жители Спрингвуда, а с тем, что церковь святой Вероники являлась единственной церковью во всём городе. Однако этот факт нисколько не смущал местных жителей, которые с гордостью в голосе сообщали каждому приезжему о том, что церковь святой Вероники самая большая и посещаемая церковь в Спрингвуде. Но надо сказать, что зачастую церковь являлась самым последним местом, которое могло заинтересовать приезжих туристов. Хотя, честно говоря, Спрингвуд никогда и не пользовался хотя бы самой малой популярностью у туристов. В городе даже и десятка памятников не набралось бы, и это при том, что половина из них представляла собой самые обыкновенные, но достаточно большие валуны.
Изнутри церковь святой Вероники выглядела точно так же, как и любая другая церковь. За исключением пары витражей и названия, она ничем не отличалась, скажем, от церкви святого Франциска или от церкви святого Клавдия. Высокие потолки, множество скамеек, какие-то люди в богатых одеяниях, распевающие мало кому понятные песнопения, и конечно множество свечей и распятий. Собственно, всё это и составляло большинство убранства церкви.
Несмотря на столь раннее утро, в церкви уже обретался примерно десяток прихожан. Несколько священников ходили туда-сюда, разговаривали с людьми и временами отдавали распоряжения маленьким хористами, которые сновали тут и там. Прихожане на Уилла не обратили никого внимания, что не сильно его и огорчало. В церкви он появлялся редко, но даже такая частота посещения этого места казалась ему чересчур уж высокой. Он сел на последнюю скамейку в ряду и стал ожидать, когда кто-нибудь из священников обратит на него внимание. Долго ждать не пришлось. Один из священников, закончив разговаривать с парочкой прихожан, заметил Уилла и чуть заметно ему кивнул. И как только Уилл кивнул в ответ, священник развернулся и ушёл во внутренние комнаты церкви.
Кхе-кхе, прокашлялся кто-то рядом.
Уилл повернулся и обнаружил, что на скамейке сидит уже не только он один, но ещё и какой-то мальчуган из хористов, одетый в традиционное для хористов одеяние и держащий в руках пустой канделябр. Уилл отвернулся от него и продолжал ждать возвращения священника.
Кхе-кхе, повторил тот же самый голос.
Уилл никак не отреагировал. Однако голос попался настойчивый, и после пятого совершенно ненастойчивого покашливания, Уилл не выдержал и, повернувшись к мальчику, спросил: