И вот Кингизхамов объявился. Судя по неопрятной внешности, Степан и впрямь долго якшался с чёртовой бабушкой, которая обходилась с ним грубо, держала в чёрном теле. Возможно, его сексуально эксплуатировали несколько изголодавшихся бабушек, потому что одной старой даме, пусть и ненасытной, не под силу так измочалить человека. Но я плохо разбираюсь в бабушках, если только они не из первобытных каннибалов в этих бабушках разбираться любо дорого. Разбирательство лучше завершать полной разборкой, чтобы составить представление об их внутреннем мире и диете. Иные бабушки, втихую практикуя вегетарианство, для повышения престижа лицемерно изображают каннибалов, но без полной разборки их трудно изобличить во лжи.
Степан загадочно молчал о недавнем прошлом, зато много говорили его ссадины и шрамы. Если боевые отметины получены в честных сексуальных поединках со старыми дамами, то поголовье чёртовых бабушек в мире, должно быть, сократилось. Странно, что не сократилось поголовье Степана Кингизхамова.
Похоже, я отослал его по-настоящему далеко, коль скоро для возвращения борзописцу понадобилось три года. Если бы все, отправленные мною куда подальше, послушно отбывали трёхлетний срок по указанному адресу, для меня настала бы райская жизнь, очищенная от надоедливых приставал. Но это несбыточная мечта.
О новой книге Степана можно говорить или очень много, или ничего. Я предпочитаю второе. Дабы сдержать обещание и порадовать его предисловием, (если оно его порадует, в чём я сомневаюсь) скажу лучше несколько слов о стишках про анунаков и макак.
*****
В качестве эпиграфа Степан пристроил фрагмент допотопного эпоса «Кретинаяма» из литературного наследия Лемурии, которая сама унаследовала эпос от ранних кретинов. Видите ли, в чём дело: вы можете взять для научного рассмотрения сколь угодно старинного кретина, однако ему всегда будут предшествовать целые поколения более древних кретинов их начало теряется во мгле веков, а концы торчит повсеместно, где ни дёрни. Наука может вообще не рассматривать ничего, кроме кретинов, и всё равно ей хватит этого занятия до скончания времён. Уже и времена кончатся, и кретины иссякнут, а наука по инерции всё будет их рассматривать. Кстати сказать, с умниками такой фокус не пройдёт: во-первых, умников исчезающе мало, а во-вторых, эти занудливые субъекты настолько обделены научными загадками, что рассматривать их тоска болотная, от скуки можно спиться, а спиваться правильнее от интереса так полезнее здоровью.
Значительная часть эпоса, насчитывающего более тысячи глинобитных томов, посвящена безуспешным попыткам допотопных кретинов выбраться из ямы. Кретины предчувствовали неизбежность потопа и знали, что в случае глобального наводнения торчать в яме рискованно; быть может даже неразумно. Те из них, кто умудрялся покинуть яму, немедленно причисляли себя к интеллектуалам и больше не участвовал в общенародном творчестве. Они в индивидуальном порядке кропали упаднические стишки, в которых жаловались, что покинув одну яму, немедленно обнаружили себя в другой, глубочайшей
Как видите, название поэмы говорит само за себя. Эти ветхие тексты, преисполненные страданиями целого народа, нельзя читать без слёз. Я не считаю людьми холоднокровных обывателей, читающих поэму без рыданий. Когда я вижу уличного гуляку с томиком «Кретинаямы» под мышкой (нередко с двумя-тремя томиками!) и с сухими глазами, мне хочется начистить ему если не душу, то морду. К сожалению, города переполнены этими бездушными субъектами: всех мне одному не начистить, а больше никто не озабочен падшими душами. Обнадёживает тот отрадный факт, что с каждым днём множатся кружки коллективного, очищающего душу (и частично морду) рыдания над лемурийской поэмой.
Кретины сочиняли и записывали тексты не выходя из ямы, в которой были огромные запасы глины. Чтобы описывать бедствия, постигавшие их на дне, кретины добывали глину у себя под ногами, отчего яма углублялась, дополнительные бедствия не заставляли себя ждать, а покинуть яму становилось труднее кретины оставляли эту задачу будущим поколениям. Это традиционный приём: заведомо невыполнимую национальную идею обзывают Трижды Священной, после чего спихивают на шею потомкам, как не снимаемое ярмо и вечное проклятие, замаскированное под благословенный дар. С другой стороны, если Великая Идея легко исполнима, то это уже не национальный вид сакрального спорта, а примитивный бизнес-план для циничного торгаша.