Археологи подтвердили одну мрачную гипотезу: покуда колесо не изобрели, за неимением круглых форм тачки оснащались примитивными, простыми в изготовлении квадратными колёсами, не таскать же тачку без колёс! В глинистых отложениях Ближнего Востока сохранились окаменевшие колеи, некогда продавленные в иле квадратными колёсами. Непонятно, какой леший занёс упряжных мудрецов в ил, но тащиться в гору им, несомненно, было ещё тяжелее. Илистое болото, по крайней мере, не бывает гористым. Археологи в голос рыдали от жалости, раскапывая колеи и реконструируя быт мудрецов, добровольно впрягшихся не куда-нибудь, а в свои записные книжки. Неудивительно, что афоризмы и крылатые выражения древних авторов несколько тяжеловесны и как бы вымучены стилистически правильней не распевать их звонким речитативом, а надсадно хрипеть, как перед смертью.
С переполненной тачкой неудобно карабкаться из ямы, (не то что карабкаться вниз; тут любые тачки очень кстати, квадратные колёса не помеха!) именно поэтому скорбные главою кретины так долго не могли выбраться из неё. Надо полагать, на скользкой крутизне они крепко досаждали друг другу локтями, тачками и угловатыми колёсами. Нетрудно догадаться, что даже кретину приятнее угодить под проворное, легконогое круглое колесо, нежели под неповоротливую квадратную хреновину, которая, взгромоздившись на кретина, нипочём не желает с него сползать, воспринимая его своей подставкой.
Сохранилось предание о древнейшем диссиденте, который предлагал отломать угловатые колёса у тачек и тащить их волоком. Соплеменники наказали отступника за пренебрежение к древним канонам: диссидента впрягли в первые, уже отпечатанные в глине четыреста томов «Кретинаямы». Сей многоосный транспорт насчитывал шестнадцать колёс треугольной формы, поскольку квадратные колёса кретины посчитали для диссидента слишком лёгкой нагрузкой.
*****
Ближе к эпилогу девятисотого тома кретины внезапно осознали, что в действительности яма представляет собой гору, отчего все попытки вылезти из неё, разумеется, заканчивались провалом. Не так-то легко вылезти с горы, пусть и не очень высокой, спросите у любого скалолаза. Но будьте готовы к невразумительному ответу: никто из альпинистов и не пытался вылезти с горы. Также никто из них не пробовал вскарабкаться в яму: нынче все предпочитают исхоженные дорожки и простые, стандартные решения. Ничего не поделать, минули времена дерзновенных порывов, когда целые народы пытались вылезти с горы или вскарабкаться в яму. Только такие народы имели моральное право считать себя богоизбранными. Если божество не заставляет вас спускаться в гору или карабкаться в яму, ему, по всей вероятности, нет до вас никакого дела оно развлекается с другими племенами.
Вдохновлённые эпохальным открытием кретины благополучно спустились с горы, причём языческие демиурги им активно помогали, ускоряя движение с помощью божественных пинков. Молниеносный спуск героического народа занимает объём ста кирпичей, испещрённых убористой клинописью. Финал эпоса трагичен: кретины внезапно понимают, что, вопреки минутным заблуждениям, яма всё-таки является ямой, а не горой, что бы там ни нашёптывали зловредные демоны и либерально настроенные диссиденты.
Мораль повествования не лишёна социального подтекста: на протяжении последних ста томов кретины неуклонно катились на дно социальной ямы. В итоге они оказываются в низшем положении, чем в начале эпоса, хотя уже тогда ютились, казалось бы, на самом дне. Не правда ли, вполне узнаваемо и очень современно? С тех пор по существу ничего не изменилось, с одной лишь оговоркой: в наши дни падение в социальную бездну умещается в один короткий абзац со всеми потрохами и нецензурными выражениями эту практику успешно освоили не только кретины, но и умники, причём умники достигают дна быстрее, нежели кретины. Наука падать красиво, с борьбой и достоинством на протяжении сотен пухлых томов, давно утеряна.
Кое-кто из несчастных кретинов не вынес потрясения (они много и очень болезненно тряслись на виражах спуска, под напутствующими пинкам) и от расстройства сошёл с ума. Более вероятно, что их постигло сотрясение безмозглости именно тогда сей недуг впервые затронул приматов. Приятнее описывать сумасшествие на почве радости, но это не наш случай: у допотопных кретинов не было радостной почвы, была только гадостная. Строго говоря, и в наши дни радостной почвы хрен отыщешь; скорее всего, она смыта водами потопа на дно океанских впадин. Там она в сохраняется для будущих счастливых времён и счастливых племён. Обратите внимание: беллетристы непрерывно эксплуатируют затасканную тему сумасшествия от сильного горя, но браться за свежую, оригинальную тему сумасшествия от радости никто не решается. Этот литературный факт, адекватно отражающий реальное положение дел, показывает, как недопустимо много в нашей жизни сильных горестей, и как безобразно мало в ней сильных радостей. И люди, и кретины так часто сходят с ума от горя, что скоро сходить им будет просто не с чего и вся литература, посвящённая безумию и горю от ума, прекратит своё существование.