Анастасий, как уже говорилось, был пострижен в монахи с именем Анатолий на Сорокадневной горе и с ревностью подвизался на протяжении восьми лет у различных святынь Палестины. Услышав же от своего учителя, что в пределах Эллады есть место, целиком посвященное молитве и служению Богу, Святая Гора, он без промедления решил переселиться туда.
Что же касается его благоговейнейшего наставника иеродиакона Василия, он по исполнении своего пламенного желания возвратился в Константинополь, где и прожил довольно долго. Затем, по Божественному устроению, он прибыл на остров Эгина, будучи прежде рукоположенным во пресвитера и возведенным на степень духовника[19]. Услышав о великой славе игумена афонского монастыря Симонопетра Иеронима, который впоследствии поселился на монастырском подворье в честь Вознесения Господня в Афинах, отец Василий настолько близко сошелся с ним, что, быв пострижен им в ангельский образ, получил и сам имя Иероним.
Монахиня же Евпраксия, много лет прослужив у спасительных святынь, услышала затем, что ее учитель находится теперь на Эгине. Познав в его лице, как первомученица Фекла в лице Павла, истинного отца, врача и наставника, она простилась со Святой Землей и прибыла вслед за ним на остров святого Нектария[20].
Поскольку, по Божественному домостроительству, мне посчастливилось познакомиться в аскитирии[21] Эгины с этим светлым и благодатным клириком, я привожу здесь то немногое, что мне довелось услышать из его освященных уст.
«На своей родине, говорил отец Иероним, я застал святых людей, благодаря которым сделал первые шаги. Один из них был женат и имел детей. Рядом с домом он построил маленькую каливу, где и подвизался. Он закрывался внутри без хлеба, без воды, строго наказывая, чтобы его не посещал никто, если не увидит дверь открытой.
Часто он оставался в таком затворе без воды и пищи до пятнадцати дней. Представляете, каково было его духовное состояние, несмотря на то что он был простым мирянином!».
Также для нашей пользы отец Иероним говорил: «Никогда, даже до сего дня, я ни разу не протянул руки к печке, чтобы погреться. И никогда в своей жизни я не прикасался к женщине». Он часто повторял это для того, чтобы предостеречь своих чад от «невинной любви», которую враг зачастую использует как соблазн и в действительности, и в воображении.