Где блескъ весны
и лета зной животворящий?
Ночной порой
ужъ веетъ надъ землей
дыханьемъ осени мертвящей!
Светаетъ день,
Но все поля въ слезахъ:
больна природа безнадежно,
и скорбь въ ея чертахъ.
Зачемъ же лесъ
въ румяномъ блеске весь сияетъ,
когда вокругъ
поблекший, бледный лугъ
границу тленья означаетъ?
Но слышишь плачь?
То ветеръ зарыдалъ,
онъ для больной зловещий признакъ
въ румянце угадалъ.
Пр. Б. (По А. ф. д. Гайде).
II.
Осень.
Подходитъ осень Блеск лучей
не оживитъ уже полей
Лазурь небесная бледна
Любимой скорби грудь полна.
Замолкли песни, темный боръ
роняетъ летний свой уборъ
Я вспомнилъ въ мысляхъ о весне
еще грустнее стало мне.
Давно-ль цвели поля и лугъ?
Давно-ль народъ шумелъ вокруг?
И вотъ не стало ничего,
Какъ на кладбище все мертво.
Что въ мире осени грустней?
но сколько чаръ волшебныхъ въ ней!
Была бы осень мне мила,
Хотя-бъ и смерть мне принесла.
Природа мертвенно бледна,
улыбкой кроткою она
встречаетъ часъ последний свой,
и дивный смыслъ въ улыбке той!
О сладкий сонъ! Моихъ очей
коснулся ты рукой своей;
предъ опадающей листвой
я ницъ склоняюсь головой.
Беззвучно падаютъ листы.
Въ ихъ смерти столько красоты,
Что мукъ предсмертныхъ не видать
Нельзя красивей умирать!
Н. Новичъ. (Съ мадьярскаго).
Александръ Петёфи.
Любовь и свобода милей мне всего
За нихъ не возьму ничего.
За любовь я отдамъ свою жизнь, свою кровь,
За свободу-жъ отдамъ и любовь.
Петёфи. (перевод М. Александровичъ).
III.
Кого несутъ? По комъ трезвонъ
Звучитъ въ последней тризне?
Но, кто-бъ онъ ни былъ, счастливъ онъ:
Избавился отъ жизни!
Отъ дома къ дому по пути
Несется вопль печали
Меня бы лучше вамъ нести:
Вы-бъ слезъ не повстречали!
1843. Н. Новичъ.
(По М. Фаркашу).
XXII.
Конецъ сентября.
Цветы еще всюду пестреют в долинах,
И тополь пред домом украшен листвой,
Но вверх посмотри ты: на горных вершинах
Снега забелелись, там веет зимой.
Меня еще греют лучи золотые,
Из пылкого сердца весна не ушла,
Но градом уж скошены кудри густыя,
Сребристые нити зима в них вплела.
Цветы отцветают, и жизнь догорает
Прижмись, моя женка, ко мне поскорей!
Сегодня мне к сердцу, а завтра кто знает!
Быть может, к могиле прильнешь ты моей!
О, если умру я, у праха родного
Ты ниц упадешь ли с рыданьем глухим?
Скажи мне, родная, решишься ли снова
Менять ты то имя, что стало твоим?..
Но если во вдовьем ходить покрывале
Ты будешь не долго, отдай его мне,
Снеси на могилу, как символ печали,
И, вставши из гроба в ночной тишине,
Я вытру им слезы, которые стану
Ронять, потрясенный изменой твоей,
И им обвяжу я глубокую рану
На сердце, какого нет в мире верней
Н. Нович. (По М. де-Полиньяку и Нейгебауэру).
XXIII.
К Юлии.
Едва займется день, как уж ложится тьма;
Едва пахнет весной, как уж грозит зима.
Едва лишь встретиться успели мы с тобой,
И вот уж так давно мы связаны судьбой.
С рук матери с отцом едва успев сойти,
К могиле праотцев стоим мы на пути,
И жизнь ушла как тень, что тучка навела
Как пар дыхания с поверхности стекла
Н. Нович. (По М. де-Полиньяку и Нейгебауэру).
XXXV.
Жена моя и мечъ.
На крыше сизый голубь,
Звезда на небесах,
Тут, на моих руках.
Прильнув к моей руке,
Как поутру росинка
На гибком тростнике
Держать такую прелесть
И вдруг не целовать?
Да разве поцелуи
Мне нужно занимать?
Не прочь и поболтать мы,
Да только, чуть начнем,
Как вновь на полуслове
Для ласки речь прервем
Завидно наше счастье
И радости полно,
Как жемчуг неподдельный
Сияет нам оно.
Но, вижу, меч мой старый,
Висящий на стене,
Глядит мрачнее тучи,
Поворотясь ко мне.
К чему, старик, сердиться?
Ревнивый ты какой!
Ну, что тебе за дело
До нас, приятель мой?
Ведь, если ты мущина,
Во избежанье зла,
Не должен бы мешаться
Ты в женские дела.
Откуда эта ревность?
Вот не из тучи гром!
С моей подругой юной